Мистицизм

Описанная здесь доктрина магии показывает нам "Тайное Знание" в его наилучшем, наиболее здоровом виде. Однако даже на таком уровне ее преследуют изъяны, решительно отграничивающие оккультиста от мистика. Главный из них — особый настрой ума, холодное интеллектуальное высокомерие, ярко выраженная индивидуалистическая точка зрения, кажется, неизбежно продуцируемая оккультными занятиями по причине их сознательной устремленности к приобретению исключительной силы и знания, а также неявно присутствующего в них пренебрежения любовью. В глубине обнаруживается, что каждый последователь оккультизма стремится достичь точки, в которой он будет способен "дотронуться до кнопки" и далее полагаться на трансцендентный мир, который "придет в движение и сделает все остальное". В этом своем трудном обретении власти над Многим он склонен забывать о Едином. По словам Леви, "чересчур глубокое изучение тайн природы может привести к отчуждению от Бога неосторожного исследователя, у которого умственные труды парализуют горение сердца".[359]

Леви, когда писал эту фразу, стоял, как это часто случается с наиболее выдающимися оккультистами, на грани мистицизма. Действительно, лучшие из герметических философов редко бывают лишены подобных мистических устремлений, подобных вспышек озарения; все выглядит так, как будто трансцендентальные силы человека, однажды будучи пробуждены, не могут полностью игнорировать цель, ради которой они были созданы.

В случае Леви, как хорошо известно, разлад между оккультными и мистическими идеалами был преодолен его возвратом в лоно Католической Церкви. Характерным образом он «вычитал» в католицизме много такого, что в голову бы не пришло ортодоксу, — так что для него католицизм превратился в романтическое истолкование оккультной традиции. Он считал, что христианская Церковь, вскормившая мистиков, является также наследницей магов и что народное благочестие и народная магия скрывают под собой одни и те же истины. У него было больше права на такое по видимости дикое и уж во всяком случае еретическое утверждение, чем кажется на первый взгляд. Религия, как мы видели, никогда не могла полностью отделить себя от магии — ибо ее ритуалы и таинства, чтобы успешно апеллировать к душе, должны обладать определенного рода магическим характером. Все, кого естественным путем влечет к себе церемониальный аспект религии, признают странную силу неуловимых ритмов, символических слов и движений, их власть над человеческой волей. "Впечатляющее богослужение" в точности отвечает уже цитировавшемуся мною описанию магического ритуала: это — "громадное сооружение-теплица для выращивания скрытых способностей духовной природы человека". Так же и таинства, сколь бы просты ни были их истоки, всегда имеют тенденцию по мере своего эволюционирования приобретать магический аспект в плане феноменов — факт, не обесценивающий их притязания на то, чтобы выступать проводниками сверхъественной благодати. Те, кто, например, с пониманием наблюдал римско-католический обряд крещения, с его заклинаниями и экзорцизмами, его подлинно герметическим использованием соли, помазания и церемониальных огней, не могли не увидеть в нем церемонию, гораздо ближе стоящую к процедурам белой магии, чем к простому очищению омовением, как его практиковал св. Иоанн Креститель.

Можно выдвинуть очевидные возражения против подробной разработки данной темы в книге, адресованной читателям всех верований; однако каждый, кто интересуется этой отраслью религиозной психологии, сам с легкостью обнаружит оккультные элементы в литургиях христианской или, в конце концов, любой другой церкви. Призывные перечисления Имен Бога встречаются и в «колдовских» книжках, и в молитвенниках. Священные числа, ритуальные действия, воскурения, очищения, слова силы — все это используется — и по праву — институционализированной религией в ее усилиях по раскрытию души человека посланиям сверхчувственного мира. Некоторые второстепенные обряды и молитвы, напоминающие заклинания, словно находятся на самой границе между деятельностью мага и священника.

Разумеется, это неизбежно. Дело Церкви — апеллировать к человеку в целом, такому, каким она находит его живущим в чувственном мире. Вряд ли она была бы адекватной этой задаче, если бы пренебрегла мощным оружием, выработанным оккультистами для своих целей. Церковь, берущая простейшие, обыкновеннейшие дары природы и преобразующая их в небесную пищу, берет на вооружение также и любое открытие, сделанное Я в отношении своих собственных возможностей, и направляет его к своим высоким целям. Основывая свою внешнюю систему таинств и символов на ритмических заклинаниях и церемониальных актах восхваления, настаивая на силе чистой, самоотверженной воли и "магической цепочки" конгрегационного богослужения, она всего лишь пожимает руку тем Магам-Волхвам, чьи золото, ладан и смирна были первыми полученными ею дарами.