Мистицизм

По этой причине мистики всегда с радостью встречают страдания, а иногда и сами требуют их. Подчас они вызывают у себя страдания в грубо-материальном виде, о чем так ярко и проникновенно писал Сузо в шестнадцатой главе своей «Жизни», но гораздо чаще — в виде тех утонченных пыток, которые для чувствительного духа таятся в одиночестве, несправедливости и непонимании, и чаще всего при неизбежных контактах с отталкивающими житейскими реалиями. Многочисленные эпизоды из жизни мистиков свидетельствуют о том, что эти люди от природы очень впечатлительны. Они весьма чувствительны к одухотворенной красоте и наделены подспудным ощущением божественной гармонии, но за это им приходится платить непроизвольным отвращением к уродству и инстинктивным непринятием бедности и болезней. Зачастую идеалы мистика оказываются столь утонченными, что их трудно согласовать с современными представлениями о здравомыслии. Уже одно это обстоятельство дает достаточно оснований для того, чтобы чувствовать себя среди людей изгоем. Крайняя чувствительность, свойственная некоторым серьезным людям искусства, является также типичной чертой психофизического склада мистической индивидуальности. Эта чувствительность и используется пробужденной душой в качестве подспорья при самоограничении. В этом случае заповедь смирения "Ничто не бывает слишком низким для любви" принимает несколько иной вид: "Ничто не бывает слишком отвратительным".

Для такого отношения существуют по крайней мере две причины. Одна из них — презрение ко всем, отвратительным и прекрасным, проявлениям феноменального мира, стремление освободиться от оков органов чувств, которое часто возникает одновременно со стремлением приобщиться к непроявленному миру. Мистики, которые считают иллюзией соблазны земного мира, были бы непоследовательны, приписывая более значительную реальность мелочным жизненным обстоятельствам, способным вывести человека из себя. Св. Франциск лишь доводил свои принципы до логического конца, когда настаивал на том, что паразиты являются такими же его братьями, как и птицы. Подлинное отречение подразумевает отказ от всех возможных предпочтений — даже от тех, которые мирские люди считают основами здравого смысла и залогом добродетельности.

Вторая причина более существенна. Она имеет отношение к принципу самоотвержения

как первоосновы мистической жизни. Для созерцательной души, которая ясно осознает единство среди множественности — Бога в мире, — любое бескорыстное служение есть служение возлюбленному Абсолюту. И чем труднее это служение, чем резче оно конфликтует с интересами и эстетическими предпочтениями мирского Я

, тем ближе оно к идеалу. Пределом стремления такой души — хотя она не всегда осознает это — является состояние, когда любые несовершенства и проявления греховности растворяются в подлинной реальности, которую эта душа называет Любовью Бога. И тогда, как она смутно ощущает, все станет видимым в свете величественной космической красоты, которая через завесу тлена являет нам вечную жизнь.

По преданию, св. Франциск Ассизский, который очень любил красивые вещи, вопреки своей воле посещал прокаженных, хотя ему был отвратителен их вид и источаемый ими запах. Есть сведения, что он прислуживал им и даже целовал их.[496] "Когда он во всех отношениях преодолел свое отвращение ко всему, что раньше было для него невыносимым, вид и прикосновение прокаженных стали для него сладостными. Ибо, как он признавался, ранее вид прокаженных был для него таким тягостным, что он стремился не только никогда не видеть их, но и никогда не проходить мимо их жилища. И если когда-либо ему случалось идти подле их домов или видеть их, он всегда отворачивал лицо и зажимал рукой ноздри, хотя, движимый состраданием, и передавал через других людей им милостыню. Однако по милости Божьей он стал столь близким другом прокаженных, что никогда не бежал их общества и смиренно служил этим несчастным".

После своего великого отречения от собственности этот в прошлом состоятельный молодой человек, всегда бывший "баловнем отцовского дома", питался объедками и ходил от дома к дому с кружкой для сбора милостыни — здесь тоже, как и в случае с прокаженными, то, что было ранее отвратительным, стало приятным. "Поначалу, съедая сразу несколько объедков, — гласит жизнеописание, — он испытывал великое отвращение: раньше он не мог не только есть, но даже видеть такие отбросы. Прошло немало времени, прежде чем он переломил себя и начал питаться ими, и тогда ему показалось, что он еще никогда не вкушал таких изысканных яств".[497]