Мистицизм

"Видеть Бога в природе", достичь сияющего осознания «инаковости» [otherness] естественных вещей — вот простейший и самый распространенный путь к озарению. Многим людям под влиянием высоких чувств, навеянных прекрасным, приходилось переживать слабые проблески подобного видения. В некоторых случаях проявления такого осознания могут повторяться — как было со многими поэтами,[520] — и тогда мы получаем свидетельства частного, но в то же время могучего ощущения Бесконечной Жизни, незримо присутствующей во всех вещах. Некоторые современные исследователи называют такие свидетельства «натур-мистицизмом». Там же, где подобные настроения господствуют в своих самых высоких проявлениях, завеса тайны порой уступает внутреннему свету, и тогда "вера сменяется прозрением", как иногда бывало с Блейком. В таких случаях мы видим, как мистик затмевает поэта.

"Многоуважаемый сэр, — говорит этот великий гений в одном из своих красноречивых писем, написанных сразу после переживания озаренного состояния, способность к которому он перед этим утратил на многие годы, — простите мой энтузиазм, а точнее, безумие, ведь у меня возникает настоящее опьянение духовным видением всякий раз, когда я беру в руки карандаш или резец".[521] Многие выдающиеся художники, философы, поэты и, возможно, все вдохновенные музыканты переживали этот неописуемый наплыв Реальности в моменты трансценденции, когда рождался замысел их выдающихся произведений. Это то "спасительное безумие", о котором Платон говорит в «Федре»; экстаз "опьяненного Богом человека", любовника, пророка или поэта, "опьяненного жизнью". Когда христианский мистик, стремящийся к тому, что принадлежит ему по праву рождения, восклицает "Sanguis Christi, inebria me!",

[522] он молит о даре небесной радости, глотке Вина Абсолютной Жизни, которое струится в артериях мира. Всякий, кто сподобился испить из чаши этой, обретает великий источник жизненных сил, у него обостряется восприятие, углубляется сознание по сравнению с другими людьми. И хотя, как утверждает Рейсбрук, "это еще не Бог", все же для многих душ это "Свет, в котором мы видим Его".[523]

Блейк видел свое призвание в том, чтобы донести до обычных людей значимость мистического озарения, этого возвышенного видения реальности — чтобы "очистить врата восприятия" человечества. Окружающим его усилия казались безумием.

…Не покладая рук трудиться буду я,Чтоб Вечный Мир явить перед людей бессмертными очами,

Чтобы открыть внутри пространства мысли Вечность,Живущую в Воображенье человека, в Лоне Бога.Спаситель мой! Излей свой Дух смирения и страсти,Убей меня во мне: будь жизнию моей!

("Jerusalem", cap. I)

Мистерии древнего мира, по всей вероятности, были попытками открыть — иногда путем магических действий — "бессмертные очи людей": возвысить их восприятие до уровня, когда они окажутся способными получать послания из. высших уровней реальности. Несмотря на многочисленные теоретические исследования, невозможно с уверенностью сказать, насколько им это удавалось. Для тех же, кто имел врожденную склонность к видению Бесконечного, символы и ритуалы, несомненно, содержали намеки на экстатические переживания. В ходе таинств драматизировались те или иные черты Мистического Пути, что вполне могло способствовать углублению сознания.[524] В то же время едва ли эти таинства могли влечь за собой существенное преображение характера индивида, которое необходимо для того, чтобы он мог войти в озаренное состояние как мистик. Отсюда утверждение Платона о том, что "каждый, кто был недавно посвящен" может видеть Бессмертную Красоту под бренной завесой.

Блажен тысячекратно тот,Кто воду пьет Истока Жизни,Чью совесть ничего не тяготит,

И чья душа близ Бога рядом —С кого спадает пелена грехов,Когда моленью на Горе он предается(Euripides, «Bacchae», translated by Gilbert Murray, p. 83)