Митридат

Столы были накрыты в тронном зале, стены которого были расписаны в греческом стиле сценами из Троянской войны, а мозаика на полу была выложена разноцветными камешками в виде цветов и виноградных лоз.

На фоне строгих греческих гиматиев одеяния скифинов, штаны и короткие замшевые куртки с нашитыми на них серебряными бляхами выглядели немного чудаковато. Длиннополые кафтаны персов поражали яркостью расцветок и широкими в сборку рукавами.

Каждый стол был рассчитан на трех пирующих; столы были расставлены по обе стороны зала.

Три стола стояли на небольшом возвышении, там, где обычно стоит царский трон, но сейчас его не было. За центральным столом восседала Лаодика и оба ее сына. За одним из боковых столов сидела Антиоха и с нею военачальник Диофант и дядюшка Стефан. За другим — Сузамитра, Фрада и Артаксар. Таким образом, все занимающие места на возвышении были царского рода.

Антиоха была в длинной столе вишневого цвета с вызывающе открытыми плечами и полуобнаженной грудью. Столь же вызывающе она накрасила губы и подвела зелеными тенями глаза. Благодаря алебастровому порошку ее лицо выглядело бледным. Это только подчеркивало синеву ее глаз и яркость напомаженных губ.

Девушка ревниво поглядывала туда, где сидели и о чем-то шептались ее мать и старший брат.

Стефан, отчаявшись разговорить замкнутую Антиоху, завел беседу с Диофантом, который охотно ее поддержал. Оба были людьми образованными и достаточно остроумными, поэтому легко нашли общий язык.

На царице было облегающее египетское платье из белого виссона. Золотые браслеты украшали ее руки от кисти до плеча, на груди лежали яхонтовые и лазуритовые ожерелья. Голову Лаодики покрывал пышный черный парик, какие носили знатные египтянки. Поверх парика была надета диадема из тончайших золотых пластинок с мизинец шириной, спереди диадема была украшена головой сокола.

Золотая птичья головка находилась как раз посередине лба царицы на одной линии с носом. Эта, казалось бы, столь незначительная деталь придавала лицу Лаодики в обрамлении иссиня-черных волос какое-то благородное очарование.

Антиоха злилась на мать за ее умение всегда выглядеть необычайно привлекательной и моложавой. Вот и сейчас, видя, что греческий пеплос не красит ее, как прежде, она раздобыла где-то наряд египтянки вместе с париком и украшениями. Белый цвет, как известно, скрашивает полноту, тому же способствует густой парик, ровно подстриженный у самых плеч. Особенно злила Антиоху золотая диадема с соколом.

«Даже мне не показала ее, хотя я заходила к ней перед выходом на пир! — негодовала Антиоха. — И чем это они так увлечены с Митридатом?»

Дело было в следующем.

Митридат снял с себя плащ, поскольку в зале от множества людей и курящихся в жаровнях благовоний было довольно душно. Лаодика увидела у него под плащом пояс с мечом.

— Ты что же, мне не доверяешь? — шепнула сыну царица, сделав изумленное лицо.

— Это Тирибаз принудил меня взять меч, — прошептал в ответ Митридат с виноватой улыбкой. — Не сердись.

— Я постараюсь, — чуть слышно промолвила царица и под столом ущипнула сына за ногу. — Может, следовало посадить твоего Тирибаза с нами за стол? Ты скажи, если я сделала что-то не так. — И царица ущипнула сына еще раз.

Митридат-младший был слегка чем-то озабочен и беспокойно поглядывал по сторонам. На вопросы матери, чем он встревожен, тот твердил, что с ним ничего не происходит, просто он разглядывает зал и гостей.

Но, если приглядеться, можно было заметить, что сидящий в зале Гергис — за одним столом с Дионисием — раза два ободряюще подмигнул младшему сыну Лаодики.

Первая смена блюд, объявленная дворецким, состояла из рыбы и прочих морских продуктов, столь любимых эллинами.

Скифины, более привычные к мясной и молочной пище, с очень подозрительным видом пробовали крабов и устриц, неумело выковыривали из зубов рыбьи кости. Иные, попробовав морскую капусту, тут же выплевывали ее изо рта, морщась и ругая эллинов, дающих им «лошадиную еду».

Глядя на варваров, ничего не смыслящих в изысканных кушаньях, знатные амисены лишь презрительно усмехались да перебрасывались негромкими колкими замечаниями.

Чтобы развлечь гостей, в пиршественный покой пришли музыканты и танцовщицы в греческих хитонах с волосами, убранными сзади в хвосты. Начались танцы под мелодичные переборы арф и кифар, под переливы флейт и свирелей.

Скифины, забыв про еду, таращились на изгибающихся в танце юных дев, на их гибкие руки и стройные ноги, мелькающие в разрезах хитонов. Некоторые из скифинов, восхищенные танцем, бросали танцовщицам золотые перстни, полагая, что девушки будут их подбирать и благодарить за такое проявление внимания. Но танцовщицы, к удивлению и разочарованию скифинских вождей, проявивших щедрость, протанцевав несколько танцев, тотчас покинули зал, не подняв с полу ни один из брошенных подарков.

Вошедший дворецкий объявил вторую смену блюд.