Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства

Страх тошнотой подступил к горлу. Я почувствовал, как кожа горит, как сердце неистово колотится, как вена на лбу вздувается синим, фиолетовым, чёрным. Расфокусировка — изображение перед глазами плывёт. Звуковое сопровождение — скрип, писк, скрежет. Наложение кадров. Взгляд отца искажается, глаза сужаются, зрачок становится красным, смертельным. Улыбка сына сменяется звериным беззубым оскалом. Тёплые ладони Лезеди кажутся ледяными, обжигающими.

Я схватил нож.

И впервые после нападения трёхлетней давности не смог успокоиться.

1.7

Я собрался с мыслями через минуту, когда слух немного привык к писку. Может, песочники только от этого звука разбегутся? Их можно будет понять.

— Думисо Камо, — кричал погранец. — Смотрите. Вас ждут.

Перестроенный центр города заполнился солдатами. Теперь это была круглая площадь. Я перенёс все местные постройки подальше от центра города. Место силы должно было находиться ровно посередине. По крайней мере, я так считал. И верю, что это правильно.

Все шестьсот воинов выстроились в аккуратные ряды по стойке смирно. Прямо перед ними стояли военачальники. Все смотрели в сторону нас. Ждали.

Сквозь писк послышались выстрелы. Не единоразовые. Десятки, сотни выстрелов, разрывающие пустыню. Двести солдат-погранцов сейчас сражаются, отдают свои жизни ради того, чтобы мы успели создать место силы.

Спускаться, вставать перед строем? Очень долго.

Я открыл окно и сказал то, что заготовил ещё очень давно. Кажется, я заготовил это ещё в тот момент, когда впервые услышал возвышенные и насмешившие меня речи Имама. Кажется, я заготовил эти слова ещё раньше — когда играл с живым ещё Като в солдатиков.

— Сейчас мы всех убьём!

Я старался перекричать непрекращающийся писк, но, кажется, не смог.

Я даже удивился, когда вся моя куцая армия подняла руки вверх и закричала:

— Да!

Я посмотрел на стену около ворот. Песчаники переваливались через неё и падали. Но я знал, что они встают. Встают и идут дальше, чтобы обратить всех в песок.

— Тогда давайте сделаем это место самым безопасным на земле!

Воины опустили руки, и началась магия. И началась боль. И началась красота.

Татуировки сползали с лиц кричащих солдат, оставляя красные, заметные даже на тёмной коже, пятна. Татуировки струились миллионами рек с рук воинов, впадая в землю. Татуировки безумными анакондами скользили по горящей коже и обрушивались в центр площади. Чёрное пятно под ногами солдат сгущалось, уплотнялось, становилось чёрной дырой, которая, казалось, вот-вот поглотит планету.

И я тоже закричал. Я начал скидывать татуировки вместе со всеми.

С меня сдирали кожу. Каждую клеточку тела пронзали десятки тысяч игл. Песок поднял меня с земли и швырнул прямо в солнце — я был уже вплотную, я сгорал в его пламени.

Я очнулся от того, что писк внезапно прекратился.

И наступила тишина. Крики воинов стихли. Угомонилась сама пустыня — ни ветра, ни слепящего солнца. Только серость и безмятежность.

И весь песок в городе Клеймонд стал чёрным. И все дороги в городе Клеймонд стали чёрными. И даже стены, которые окружали Клеймонд, стали чёрными.

Всё было покрыто мириадами искусных татуировок. Завивающиеся линии, ускользающие точки, древние знаки и символы, тексты на всех языках когда-то живого мира. В черноте татуировок город Клеймонд можно было найти всё. Кроме любых других цветов.

Главное — в городе Клеймонд больше не было слышно ни единого выстрела.

1.8, 0.7

Воины праздновали победу. Очнувшись, придя в себя, переборов боль, они забыли обо мне, с трепетом касаясь чёрной земли, с радостью сотрясая воздух победными возгласами, обнимаясь и плача, ликуя, как они надеялись — последний раз в жизни.

Я прошёл через ворота, у которых уже не было стражников, вдохнул напоследок горячий воздух пустыни и побежал.

Побежал вслед за ними, за отступающими песочниками. Думаю, где-то рядом, возможно, бежал бы за ними же и Адио.

Я ускорялся и не чувствовал усталости, не чувствовал боли, не чувствовал, как песок хлещет меня по щекам.

Всё было готово. Я оправдал сам себя — создал, как говорил Имам, оазис жизни на земле. Не создал — помог. Поспособствовал. Но главное — шёл до конца.

Ладно, как бы там ни было, хватит. Хватит. На большее я не способен. Я не способен больше ждать. И терпеть. Я хочу вернуться к ним — к моим родным.

Я хотел, чтобы они приняли меня. Хотел, чтобы один из песочников стал отцом, другой — Лезеди, третий — Като. Хотел увидеть улыбку, взгляд, почувствовать объятия. Пусть и в последний раз.

Я был уверен, что они справятся. И что это не будет страшно.