Мюзик-холл на Гроув-Лейн

Он остановился напротив величественного здания театра и, придерживая шляпу, взглянул на шпили узких башенок, пронзающие облака. Массивные двери с полукруглыми ручками были заперты, афишная тумба пуста, но объявление на окошке кассы сообщало, что вскоре тут откроется кинотеатр на семьсот пятьдесят мест.

– Не о чем жалеть, – согласилась Оливия. – Знаешь, это было даже забавно. И Бродяга подарил мне свою волшебную подзорную трубу. Теперь, когда мы приедем погостить в Гриффин-холл, я буду показывать малышке Полли фокусы. Вот любопытно, а где сейчас Мамаша Бенни? – задумчиво произнесла она, вдруг вспомнив о старой гадалке.

– Полагаю, принялась за старое, – усмехнулся Филипп. – Такие, как она, неисправимы, – и он, состроив зловещую гримасу, прогнусавил: – Мадам Луиза и её магический шар за шесть пенсов предскажут вам будущее, а за десять…

– Нет, – со смехом перебила брата Оливия, – я уверена, она придумает что-нибудь поинтереснее! Магическим шаром сейчас никого не удивишь.

– Тогда зеркало. Такое, знаешь, со сменными пластинами, за которыми проступают картины грядущего, расплывчатые лица и таинственные письмена.

…Оливия и Филипп, споря и на ходу выдумывая всё более нелепые способы выманивать медяки у легковерных горожан, вскоре оставили Гроув-Лейн далеко позади.

Холода, наконец, отступили, дни удлинились, и золотистый предвечерний свет ласкал мостовые древнего города, его арки и башни, аббатства, церкви и набережные. Мягкие тени ложились на черепичные крыши домов, сливались с чернотой Темзы и укромностью садов и парков – обманчиво безмятежный пейзаж, вытканный жемчужными нитями, плыл в голубоватой дымке, ни на миг не прекращая меняться.

У близнецов не было особых планов на будущее, и предсказать его сейчас не удалось бы ни им самим, ни самой изобретательной гадалке. С точностью утверждать можно было только одно – и после самой лютой стужи неизменно наступает весна. На смену старому приходит новое, и протестовать тут бесполезно – годы идут, эпохи сменяют друг друга и хоть люди, если верить Овидию, приблизившись к железному веку и утратили свою богоподобную натуру, но во все времена от колыбели и до последнего плавания по водам Стикса над головой каждого трепещут знамёна с верой в чудо и надеждой на лучший исход.