Мизери (пьеса Саймона Мура)

Мизери, его возлюбленная Мизери, находилась менее чем в двадцати ярдах. Она была привязана гибкими лианами к столбу, точнее, к прибитым на него двум толстым перекладинам. Ее руки и ноги, при этом, были безжалостно растянуты в разные стороны. На ней не было совершенно никакой одежды, но сказать, что она обнажена, было тоже нельзя. Ее одеянием стали пчелы!

Энни (закрывает руками уши и трясет головой). Пол, прекратите!..

Выкрикнув это, она, в действительности, не хочет, чтобы он остановился. Барабаны по-прежнему гремят и тепы все также ужасно и зловеще жужжат.

Пол: Мизери была облеплена тысячами шевелящихся и жужжащих пчел.

Энни заворожена этими переживаниями, барабанами и пчелами.

«Пока бьют барабаны, пчелы не будут жалить», — сказал доктор. «А когда они замолчат?» — спросил Рори, и в ту же секунду барабанный бой стих.

Пол кладет страницы на стол, звуки стихают, и возвращается обычное освещение.

Энни: Как же она спасется? Как она спасется?!

Пол: Может, спасется, а может, нет.

Энни: Вы что, нарочно хотите меня разозлить, да?

Пол: Энни, что вам еще нужно? Я же пишу, как вы и хотели, каждый день одну новую главу?

Энни: Они у вас короткие?

Пол: Быстрее я не могу!

Энни: Ну хорошо, тогда скажите мне хотя бы — знает ли этот черномазый доктор Хезеки — кто отец Мизери? Хотя бы это?

Пол: Вы хотите, чтобы я писал роман, или, чтобы мы играли в вопросы и ответы?

Энни

: ПРЕКРАТИТЕ ГОВОРИТЬ СО МНОЙ ЭТИМ СВОИМ ИРОНИЧЕСКИМ ТОНОМ! ВЫ ВЕДЬ ЗНАЕТЕ, ЧЕМ ЭТО МОЖЕТ КОНЧИТЬСЯ!

Она нависла над ним, в глазах бешеная злоба.

Пол: Если вы мне отрубите еще что-нибудь, я умру. И даже не из-за шока, а… Я СОЗНАТЕЛЬНО УМРУ СПЕЦИАЛЬНО! Вы уж меня извините, Энни, но… это не пустые слова!

Сказав это, он смеется, как безумный. Это звучит жутко, но Энни заражается его смехом и тоже хохочет. Она вдруг обнимает его с преувеличенным сочувствием.

Энни: О, Пол! Бедняжка! Ну, зачем вы только пытались бежать? Это же ваш дом.

Пол уже не знает, то ли смеяться ему, то ли плакать.

Да, Пол, да. Все другие уже забыли про вас. Конечно, было несколько сообщений в газетах, где-то на последних страницах, так, что их мало кто и увидел, да еще заглядывал какой-то глупый молодой полицейский, — спрашивал, — не видела ли я чего-нибудь…

Пол высвобождается из ее объятий.

Пол: СЮДА ПРИХОДИЛИ!?

Энни: Это было еще в самом начале, когда вы были без сознания. Ну, и что из этого? Да, ничего. Все ваши так называемые «друзья» уже просто забыли про вас.

Пол: Нет, они не забыли…

Энни: Нет, забыли. Точно так же, как и про мой суд в детской больнице, тоже забыли и, наконец, отвязались. Людям на все наплевать. Они сначала кричат, орут, поднимают шум, а потом это все надоедает, и они с удовольствием обо всем забывают.

Пол: Нет! Кто-то еще должен меня искать!

Энни: Кто? Полиция — нет. У них куча дел поважнее, чем искать пьяного водителя. Эта ваша распрекрасная агентша из Нью-Йорка? Тоже — нет. Зачем ей раскошеливаться на всякие там специальные поисковые бригады. Вы же видите, что нет никаких вертолетов, которые прочесывают все сверху. Что вы у нее один, что ли? Полно других писателей. Ну, а кто еще может искать? Друзья? У вас, ведь, нет друзей. Вы такой же, как и я.

Пол: Нет, я не такой, как вы.

Энни

: Нам обоим плохо с другими людьми.

Пол: Говорите только о себе.

Энни: Нет, я говорю о нас обоих. Пол. Я же читала про вас. Две женитьбы… и два развода. Вы пытались написать этот свой «великий» роман, чтобы всех покорить, но ничего из этого не получилось. В том — то и дело, что у вас нигде ничего не получилось, за исключением «Мизери».

Это, действительно, так, и ему нечего ей возразить. Энни ласково гладит его по волосам.

Энни: Пол, в первые дни я думала, вы умрете. Вы уже почти не дышали, Я вводила вам глюкозу, меняла повязки ни ваших ранах… Никто и никогда не оценит этого, хотя, видит бог, я это заслужила. (Она снова наклоняется, чтобы обнять его.)

Пол(холодно): Я тоже не оценю, и вы знаете — почему.

Она отклоняется назад.