Мхитар Спарапет

Зал пошел перед ним кругом. Все окуталось густым мраком, и только из небольшой освещенной точки сверлил устрашающий взгляд спарапета Мхитара. Бархудару хотелось рвать и метать, звать на помощь, но в отдаленном уголке сознания возникла настороженность, и он понял, что сопротивление воле Мхитара сейчас может обернуться гибелью. Замок переполнен войсками спарапета, а сам Бархудар — всего лишь жалкий пленник. И потому он покорно склонился и произнес:

— Не только дочь моя, но и жизнь и честь наша принадлежат тебе. Поступай, как велит твой светлый ум. Но не грех узнать и волю моей дочери. Моей единственной дочери…

Голос у него задрожал, когда он произносил последние слова. Мхитар взглянул на Миграна. И тот понял, что спарапет хочет узнать и его мнение. Он — старший брат и обладает немалыми правами над своей сестрой.

— Слово отца моего дороже моей чести, — сказал Мигран и тоже склонился.

На сотника Товму Мхитар не смотрел. И хорошо делал, потому что сотник был готов пасть к его ногам и целовать их. Бедный юноша, не ожидавший такого счастливого оборота, вначале побледнел, потом покраснел до ушей и остался стоять как вкопанный.

— Разреши, тэр спарапет, я хоть поговорю с дочерью? — попросил Бархудар.

— Лучше позвать ее сюда. Она не ребенок и сама может распорядиться своей судьбою.

Тем самым Мхитар пресек возможность отказа. Надо было поставить Гоар перед свершившимся фактом.

Она переступила порог зала, глянула на подавленного отца, затем посмотрела на спарапета и поняла, что наступил тот самый миг жертвоприношения, которого утром требовал у нее Мхитар. Гоар уже успела переодеться. На ней был короткий казакин из голубого бархата. Вставка в широком вырезе украшена золототкаными лентами, длинные рукава, заканчивающиеся остроконечными углами, также были обшиты тонким золотым кантом. На поясе золотая пряжка. В диадеме сверкал изысканный аграф. Под казакином было надето светло-лиловое платье, складки которого падали на синие, шитые серебром туфельки. В ушах горели напоминающие виноградные гроздья хризолитовые серьги. Прозрачная вуаль спадала по плечам.

Мхитар еле сдержался, чтобы не закричать. Подумать только! От эдакой красавицы он должен отказаться! И отказаться, безумно ее любя…

Сотник Товма лишь раз взглянул на свою предполагаемую невесту, и почудилось ему, что стоит он возле самого солнца и вот-вот будет испепелен им.

— Подойди ко мне, дочь моя, — прерывающимся голосом позвал Бархудар, и несколько крупных слезинок скатилось ему на бороду.

Гоар прошла вперед. Но отец не мог продолжать. Сжалось горло, оттуда вырвался лишь хрип. Гоар поняла, что Мхитар загнал отца в тупик, но она все еще не догадывалась, какая же от нее требуется жертва. Между тем молчание становилось тягостным и долгим.

Огромное душевное потрясение испытывал и спарапет Мхитар. Перед глазами вставали счастливые встречи на берегу реки Трту, родник, возле которого в первый раз трепетала в его объятиях Гоар. Чем он может оправдать свой поступок, что он скажет любимой, которая отдала ему первые сладкие плоды своей юной жизни, а он уже вторично своей же рукой подрубает последние корни этого волшебного дерева, вырывает его из привычной почвы и отдает заботе другого садовника?

Но отступать было поздно. Да и не привык менять решений Мхитар спарапет. Видя, что никто не осмеливается начать разговор, он собрался с силами и сказал:

— По воле господа, по моей воле и по воле твоего отца, Гоар, ты должна вступить в брак с сотником Товмой!

Сказал не своим, а совсем чужим, жестоким и тяжелым, голосом, похожим на глухой стук первого брошенного в могилу кома.

Гоар бледнела медленно, как бледнеет небо на рассвете. Румянец ее щек растаял, будто упавшая в воду капля вина, и остался один желтоватый налет.

— А почему моя судьба должна решаться в присутствии стольких людей? — это все, что сумела произнести она.

— Да, дочь моя, отныне твой брак — не только твое дело, — вмешался молчавший дотоле Тэр-Аветис. — Он нужен нашей родине.

После слов Тэр-Аветиса заговорил наконец и мелик Бархудар.

— Ты первая просила меня примириться с владетелями Пхндзакара, — сказал он замогильным голосом. — Теперь наступило время этого примирения, и я благословлю твой брак с сотником Товмой, сыном достопочтенного мелика Туринджа.

— Аминь! — прошептали мелики.

— Да поможет тебе пресвятая богоматерь, — громко благословил священник.

— Да воздастся тебе!.. — добавил мелик Еган.

Слезы прорвались из глаз Гоар. Она бросила на Мхитара уничтожающий взгляд и произнесла:

— Если наш тэр спарапет, чьими рабами мы являемся, прикажет мне броситься в огонь, я сделаю и это, не издав ни звука. Пусть свершится его воля!

Сказала и выбежала вон. Тэр-Аветис стал поздравлять растерянного Товму и его тестя — побитого мелика Бархудара.

— Готовьтесь к свадьбе, — глухо сказал Мхитар. — Даю тебе семь дней сроку, тэр Бархудар…

И тоже вышел. За ним последовали Тэр-Аветис и сотник Товма, которому казалось, что он и сам идет, чтобы броситься в огонь. В коридоре Товма догнал спарапета и поцеловал у него руку.

— Я навеки обязан тебе, государь мой, — сказал он.