Младенец на экспорт

Переступив порог элитарного учреждения, я сразу подвергся неприкрытой агрессии. Нет, не со стороны ГРУ. А более опасного противника: боевитых нянечек и техничек. Они взяли меня в полон и швабрами да криками принудили следовать строго в кабинет завуча. Там я был сдан суровой и холодной, похожей на антарктическую льдину с забытыми полярниками даме в очках. Подобные гражданки вызывают у меня ужас и дрожь в коленках. Своей железной волей. И проникающим до копчика взглядом.

— Родитель? — спросили меня с утомленным раздражением.

— Да. То есть нет, — отвечал я несколько растерянно. Как бы меня не заставили красить парты. Или проводить ГРОБ (гражданскую оборону.)

— Спонсор? — спросили меня с утомленной надеждой.

— Упаси Боже, — хотел перекреститься я.

— Ваши документы?

Вот это бдительность! Если бы у каждого пограничного столба поставить такого Карацюпу в юбке, то ни один лазутчик не проник бы на заповедную территорию молодой республики.

Я порылся в карманах куртки — вытащить бы мне документ поприличнее. ЗАСРАКа, например. Что значит: заслуженный работник культуры. (Какой работник — такая и культура.) Либо сотрудника ОСВОДа. Что, надеюсь, не нуждается в объяснении. Все мы когда-то тонули во всевозможных водоемах. И нас спасали службы ОСВОДа. А некоторых — нет. Не успели уберечь от рыб. Что делать — не всякому ушица на вечерней зорьке; случается и у рыбок пир на весь подводный мир. М-да. (Надеюсь, любители нежной ухи отнесутся к этой шутке со здоровым чувством и не вернут пищу из желудка снова в походный медный котелок.)

Наконец я выудил аленькую книжицу. Дальновидный Орешко напихал в мои карманы линковых очков[18]

, и теперь я должен был положиться на судьбу. Которая отнеслась ко мне благосклонно: я оказался спецкором молодежной газетенки, тявкающей на весь мир, как декоративная болонка на льва в клетке. Завуч оказалась почитательницей крикливого граммофона[19], и на мужественном лице воина армии просвещения появилось что-то наподобие улыбки: чем можем быть полезными прессе? Я понес какую-то несусветную чушь о выпускниках, сталкивающихся с проблемами взрослой среды обитания. Мой параноический бред слушали с должным вниманием. Я почувствовал себя Макаренко. И Ушинским. Педагогическая поэма, е’!

К счастью, я вовремя остановился, вспомнив, зачем, собственно, пришел в казенное учреждение имени Христофора Колумба. Испанского, опять же, мореплавателя и конквистадора, инициативного такого, открывшего от скуки новый континент. На голову всем нам. (Шутка.)

Так вот, я остановился и привел пример трудного переходного этапа от счастливого, повторю, детства к обществу выживания. И борьбы за существование. И назвал конкретную личность — Рафаэля Ш.; с ним я познакомился якобы на музыкально-танцевальном вечере. Мальчик произвел самое положительное впечатление. Своей романтической натурой. И неординарным отношением к жизни. На такие ординарные слова школьная дама лишь кивала головой, а затем и подтвердила, что Рафаэль мальчик чуткий, очень внимательный к своим товарищам — в коллективе пользовался уважением. Шел на золотую медаль. Но медали некстати отменили. Хотя сейчас снова восстановили. Увы, школа, как и все общество, переживает трудный период становления. Нужны годы кропотливого труда, чтобы обыватели снова понесли с рынка Белинского и Гоголя, а не видеокассеты с сомнительной кинопродукцией. (Вот-вот, по поводу видео моя собеседница была абсолютно права. Рано молодому человеку тырить из дома произведения малохудожественного значения. Не дай Бог, для вульгарного шантажа? С невнятными целями. Лучше попроси домашнее кино у взрослых. Они дадут. А может, и нет. Это как повезет.) Словом, ничего отрицательного за юношей замечено не было. Испанский язык знает в совершенстве. Как Хулио Иглесиас, пошутил я. Про себя.

Тут педагог вспомнила о бывшем комсомольском вожаке Оленьке. Девочка ныне работает библиотекарем и, быть может, обладает об интересующем меня индивидууме еще какой-нибудь информацией. Не формальной, так сказать.

И я отправился туда, где меня уже ждали. Коридоры старой школы были пусты — шел учебный процесс. Правда, несколько малолетних хосенят дымили чинариками в пропахшем хлоркой туалете, куда я попал по ошибке. Думал, очаг культуры, оказалось, совсем наоборот. Напомнив о вреде табака, который, кстати, завез в Старый свет все тот же Х. Колумб, я пошел дальше. С мыслью о том, что и я когда-то мелюзгил по таким же коридорам, крашенным в казенный цвет беж. И тоже смолил цигарку у бегемота[20].

Эх, время-время, пожирающее государства, города и людей. Впрочем, человечек умудряется обмануть природу, создавая картины, книги и железобетонных див с серпами в мускулистых руках. То есть запечатлевает себя в веках. В назидание потомкам.