Младший сын. История зимы, что окрасила снег алым

Мира так и продолжила стоять на коленях, когда мимо прошли сторожевые, хозяйка же продолжала смотреть на сгорбившуюся спину. Время остановилось, лишь холодный апрельский воздух доносил жутко сладкий запах благовонии из окружающих их заведений.

— Ночи сейчас холодные, поднимайся, — все же не выдержав хозяйка подошла, приподнимая Миру за плечо и округлила серые глаза, не встретив и доли сопротивления.

Девушка послушно поднялась и подобно кукле следовала за ней. Она также беззвучно поднялась в комнату и уселась на кровать.

Госпожа продолжала смотреть перед собой, когда молодой парень принес ей чашу с водой и белое полотенце и пару секунд глядя на нее все же выскользнул прочь.

Девушка поставила на пол чашу наполняя ее теплой водой из кувшина. Окунув ладони в воду, она застыла, глубокий вдох раздался невыносимой болью в груди. Дрожащие руки поднялись и неуверенно поднесли чистую воду к лицу. Она начала спокойно умываться, но сколько бы раз вода не касалась щек, казалось, что грязь с них уже не смыть. Ее движение из безжизненно флегматичных переросли в дерганные практически на грани истерики. Красные щеки жутко пекло от того с какой силой их терли мокрым полотенцем.

— Грязно, как же…

Мира ощутила, как ее легкие лишились дна, словно вдохнуть полностью никак не удавалось, ее дыхание стало столь быстрым и обрывистым, но не приносило никакого толка, воздух не попадал в легкие. Голова начинала кружится. Дверь бесцеремонно распахнулась, и хозяйка, зашедшая в комнату, тихо закрыла ее за собой глядя на открывшуюся ей картину девушки, стирающей собственную кожу в кровь с приступами удушья:

— Сколько не три, не отмоешься, — сухо сказала она.

Но когда взгляд девушки медленно поднялся на нее строгая женщина в ужасе застыла. Возможно Мира и сама не ощущала, но из ее глаз ручьем лились слезы. Ничем не отличаясь от рысёнка, загнанного в клетку она жалобно смотрела на вошедшую женщину не моргая, лишь стараясь вдохнуть воздух в бесконечные легкие.

Хозяйка тихо прошла вперед и присела напротив нее также на колени осторожно положив руку на широко вздымающиеся плечи и в серых глазах казалось отражается искреннее раскаянье. Слегка сжав пальцы на тощих плечах, хозяйка тихо обратилась к ней:

— Мия, ты меня слышишь?

Но девушка уже не отвечала, голова кружилась, а предательские легкие отказывались работать, горячая жидкость опаляла глаза и все слилось в один бесконечный кошмар, она жалобно закусила нижнюю губу сдерживая болезненный стон.

— Тише, успокойся, — наклоняясь чуть ближе к этому опухшему лицу с разбитыми глазами хозяйка начала дрожать, — дыши спокойнее.

Девушка совсем не реагировала, вся боль, копившаяся в теле и в душе сейчас непослушным комом, рвалась наружу, разрезая горло. Мира держалась из последних сил стараясь на сорваться в обезумивший крик. Как ее голову окутали две ладони и ласково прижали к груди. Отчетливо слыша быстрое биение чужого сердца и тепло Мира отпустила себя полностью. Жалобно цепляясь за одежду женщины чье имя, она даже не знала девушка начала рыдать, не сдерживая больше ничего внутри себя. Ее боль выходила потоком слез исчезающим в красных одеждах хозяйки и громким криком. Абсолютно нечеловеческим. Так кричит разве что зверь предсмертно и тошно.

С таким звуком человек окончательно ломается и Зои ласково прижимающая к себе черноволосую девушку прекрасно это знала.

В глазах Миры проплывал весь ужас, пережитый за последние годы, тело вновь и вновь вздрагивало, а из горла вырывались до боли ничтожные:

— Почему я? Почему? — все сильнее сжимая чужую одежду продолжала вопить она, — я…я…я, — ей не хватало воздуха говорить одной фразой, — я ведь никому не причиняла вреда, за что? — последние фразы вырывались громким криком.

Дверь в комнату распахнулась, но Мира не видела этого. Зои лишь отмахнулась от любопытных глаз и двери закрылись вновь, погружая двоих в темноту. Никто не знал в чем причина, но за закрытыми дверьми плакали две разбитые души, одна истошно крича о своей боли, а вторая, беззвучно проглатывая слезы.

Глава 59. Разбитое зеркало

Мира успокоилась спустя почти час острой истерики и едва ли нашла в себе силы подняться, устало закрывая глаза, прижималась к теплой женщине. Пускай всю жизнь она говорила, что мать ничего не значила в ее жизни, но на самом деле это была лишь глупая обида за то, что ее бросили, она помнила о маме гораздо больше глупой считалочки, помнила, как пахли ее волосы, какие теплые были руки, просто старалась не вспоминать. Сейчас запах был практически таким же, тепло чужих ладоней, заботливо прижимающих ее к себе, казалось доходит до самого сердца. Усталое тело и затуманенный разум слились:

— Матушка, — Мира закрыла глаза сжав и без того мокрые одежды на груди Зои.

Бездушный взгляд серых глаз наполнился блеском, а губы, задрожавшие от боли, приоткрылись:

— Да, родная.