Млечный Путь, 2012 № 01 (1)

Я мотал головой, словно нокаутированный в первом же раунде Майком Тайсоном «Черный носорог» Клиффорд Этьен, пытаясь разложить и собрать по кусочкам заново все мысли о Лошадиной улыбке. Как я мог не заметить, что у него лицо мыслителя? Как мог не признать с первого же взгляда того, чьи книги будоражили мое воображение не первый год? Того, кем я всегда так восхищался? Мне было стыдно. А вдруг… Вдруг она – его жена, а я…

Пока я путался в мыслях, как муха в паутине, Ирина уже оделась (только тут я заметил, что на этот раз платье на ней было не белым, а черным, как южная ночь) и смотрела на меня выжидающе, как бы говоря своим видом: «Провожай!»

Провожать было, слава богу, недалеко, и с этим квестом я справился успешно. Даже поцеловал ее на прощание, но мысли мои крутились только вокруг личности Аркадия Борисовича. Если бы я знал, что это он… Если бы хоть на секундочку мог себе вообразить…

Как-то «на автомате», продолжая все время думать о нем, я добрался до своей сараюшки и первым делом открыл на КПК «Ось второго порядка» – любимый, читанный-перечитанный роман Аркадия Куцего.

Как ни странно, перечитывать книгу не захотелось. Я переключился на текстовый редактор и начал писать рассказ об автостопе. Слова текли, словно вода. Вода, в которой плавает лебедь Ирина-Инь…

Так я и заснул в обнимку с компьютером.

После бурной ночи я планировал спать минимум до обеда, но проснулся внезапно, словно кто-то постучал в ставни моего сна. А может, сработала привычка подниматься рано, засонь-автостопщиков трасса не любит. С трудом разлепив глаза, я выскочил во двор, направившись прямиком в душ. После умывания организм настойчиво потребовал завтрака, у меня даже возникло искушение постучаться в окно к бабе Лизе, но я вовремя спохватился, в красках представив, какой была бы моя реакция, разбуди меня кто-нибудь в такую рань. Постиранная вчера одежда высохла, и я переоделся в чистое, перед тем как отправиться в сторону пляжа – искупаться и, заодно, позавтракать.

На этот раз море было слегка встревоженным животным: возмущенно брызгало на берег пеной и ворчало, но меня все же приняло любезно – покачало на волнах и взбодрило. Обсыхая под утренними лучами, я прикидывал, сколько можно потратить на еду, когда вдруг увидел прогуливающуюся вдоль линии прибоя фигуру, показавшуюся мне знакомой. Вид у Аркадия Куцего, а это оказался именно он, был задумчивый, даже рассеянный, но при этом траектория его движения была удивительно верной: волны несли пену к самым его ногам, но теряли свою приливную мощь и откатывались, не доставая буквально нескольких сантиметров до ботинок – обувь оставалась сухой и безукоризненно чистой. И эта мелочь показалась мне чрезвычайно важной. «Передо мной человек, который выше обыденности, даже грязь к нему не липнет», – подумал я.

И в тот же момент, словно желая меня опровергнуть, какая-то особенно мощная волна покатилась к ногам литератора и разбилась о его ботинки. Впрочем, он этого даже и не заметил. Но я уже принял решение и, схватив одежду, уверенной походкой двинулся навстречу Аркадию Куцего.

Внутренне я приготовился к самому худшему: Куцего узнает во мне вчерашнего танцора, мысленно свяжет мою особу с ночным исчезновением Ирины, бросит мне в лицо обвинение или задаст каверзный вопрос. Отпираться, обманывать я, конечно же, сочту ниже своего достоинства и во всем признаюсь. Пусть на этом наше общение раз и навсегда закончится, зато все будет честно – это самое малое из того, что я могу сделать для своего кумира. А может, и не нужно никаких вопросов с его стороны – рассказать вот так, сразу, все начистоту – и все?

С этими мыслями я встал на пути писателя (волны зашипели у ног, словно потревоженный клубок змей) и сказал:

– Здравствуйте, Аркадий Борисович!

Не заметить меня было невозможно, и он вынужден был остановиться.

– Здравствуйте, – ответил он неуверенно, видимо, силясь вспомнить, где мог меня видеть.

Его мысли витали далеко, и мне снова стало стыдно: Аркадий Борисович, возможно, специально уединился, чтобы продумать замысел очередного гениального произведения, а я, итак со всех сторон виноватый перед ним, бесцеремонно возвращаю его к действительности.

– Извините, – начал я, – я в каком-то смысле ваш коллега… Начинающий автор… Узнал вас и решился подойти, чтобы… Чтобы выразить свое восхищение вашим талантом…

Я совсем смешался, чувствуя, что начинаю нести чушь, и умолк, так ничего толком и не сказав. Однако Куцего, видимо не единожды сталкивавшийся с поклонниками, взглянул хоть и с тоской во взоре, но все-таки снисходительно:

– Все мы когда-то были начинающими авторами…

Непонятно было, кого Куцего имеет в виду, говоря про «всех» – мы были вдвоем. Между тем мой кумир продолжал:

– …а кое-кто так и остался в статусе «начинающего».

Казалось, он раздумывает, будет ли удобно после этой фразы поклониться и пойти дальше, но этому мешала то ли вежливость, то ли что-то другое. Я растолковал это как: «Что мне делать с этим внезапно появившимся поклонником?» Никакого «вчерашнего танцора» во мне, он, конечно же, не признал.