- Вот как? - пробормотал он, поднял том "Курса чистой математики" и, не зная, что с ним делать, переложил на левую сторону стола, ближе к окну. Под книгой оказалась та самая записка - будто лягушка под гидравлическим прессом. Отвратительная картина мелькнула в сознании и исчезла.
- Можно мне посмотреть? - протянул руку Розенфельд.
Ставракос пожал плечами. Написанному большого значения он не придавал, а взглядом напомнил, что гость вчера уже читал записку, достаточно короткую, чтобы запомнить с одного раза.
Розенфельд поднялся, и ему показалось, что это движение что-то изменило в мире. Тень какая-то...
Он прислушался к себе, посмотрел на Ставракоса, внимательно за ним наблюдавшего, обругал себя мысленно за подозрительность, взял листок обеими руками и поднес к глазам. Прочитал:
"Одно движение человеческого сознания - огромный шаг в познании. Нет ничего легче, чем создать Вселенную. Когда есть выбор и воля. Только выбор и воля".
Действительно, запомнить можно с одного раза.
- Вы не пробовали это сфотографировать? - спросил Розенфельд. - Или сканировать? Сохранить в файле?
Ставракос мягким движением пальцев отобрал у Розенфельда листок и положил на прежнее место.
- Копия, - сказал он сухо, - находится в папке, сохраненной не только в компьютере клиники, но и в моем, и у всех коллег, кто захотел иметь.
- И все тексты разные?
Ставракос посмотрел на гостя с уважением. "Браво!", - сказал он.
- Да, - согласился профессор после некоторого раздумья.
- Скажите... - Розенфельд пытался сосредоточиться. - Сфотографированные и записанные в компьютерах тексты не меняются со временем?
- Нет... Пока нет.
- Значит, меняется только память?
- Память? - переспросил Ставракос.
- Я помню другой текст. Тот, что прочитал вчера.
- А, вы об этом эффекте. Я не знаю, свойство ли это памяти, или текст на самом деле меняется. Что на самом деле является переменной величиной - субъект или объект. Реальность или представление о ней.
- Но если в компьютере... - Розенфельд взглядом попросил Ставракоса закончить фразу.
- Прошло не так много времени, чтобы делать выводы, - пожал плечами профессор. - Может, записанный текст - то есть реальность - меняется медленнее, чем эмоции, память, восприятие. Это возможно.
Вчера вечером профессор не был так откровенен. Что изменилось?
- Реальность, - сказал Розенфельд вслух.
- Простите?
- Реальность меняется, и с ней меняется память, - объяснил Розенфельд. Скорее себе, чем Ставракосу.
- Реальность менялась всегда, - возразил профессор. - Каждое наше решение, поступок, действие, любой выбор - это выбор реальности, в которой мы проживем, пока не сделаем следующий выбор. Вы не согласны?
- Да, - кивнул Розенфельд. - Но раньше, если я что-то прочитал и, тем более, выучил наизусть, это оставалось в памяти.
Ставракос пожал плечами. "Вы уверены?" - спросил он взглядом.
Розенфельд был уверен только в одном.
- Это, - сказал он, - началось после смерти доктора Бохена.
Ставракос промолчал. Перекладывал бумаги на столе, перелистывал книги и ставил на прежнее место, он не хотел говорить, он и так сказал больше, чем собирался.
- Математическая Вселенная и струнная теория, - сказал Розенфельд, вернувшись в кресло. - И то, и другое - чистая математика, верно?
Он хотел признания. Конечно, признание - не доказательство, суд его не примет, но ведь суд и не состоится. Невозможно обвинить и судить кого бы то ни было на основании непроверяемых фактов и недоказуемых гипотез. Ни один суд и не разбирается в математике до такой степени, чтобы принять дело к рассмотрению.
- Будете кофе? - спросил Ставракос.
Тянул время? Через час позвонит неугомонный Стив, и короткий отпуск закончится. Ничем?
- Да, - сказал Розенфельд. - Черный.
- Другого тут не пьют, - буркнул Ставракос.
Кофеварки в кабинете не было, и Ставракос не сделал ни одного движения, не произнес ни слова, просто сидел и смотрел на Розенфельда испытующим взглядом.
Дверь открылась без стука, и женщина лет пятидесяти, одетая в строгий темный брючный костюм, внесла небольшой поднос, на котором стояли две чашечки кофе и прикрытое салфеткой блюдце. Поставив поднос на край стола, женщина удалилась, не произнеся ни слова и не удостоив Розенфельда взглядом.
- Спасибо, миссис Паркер, - произнес Ставракос ей вслед.
Розенфельд взял в руки блюдце с чашкой, отпил глоток. Прекрасный кофе, прекрасный запах, миссис Паркер умела готовить кофе - что она умела еще?
Розенфельд бросил взгляд на висевшие на стене электронные часы. 17:01. Естественно. Профессор каждый день пил кофе с булочкой в это время. А сегодня у него гость. Значит...
Телепатии не существует. Нет сверхъестественных явлений, сил и законов.
- Кто? - спросил Розенфельд. - Кто рассчитывал переход между математическими структурами и физической струнной вселенной?
Ставракос отхлебнул из своей чашки и отщипнул от булочки.
- Доктор Бохен с профессором Бауэром.
Розенфельд кивнул. Он так и предполагал.
- Вы это обсуждали? Втроем? На семинаре? Готовили статью? Доклад?
Ставракос сделал второй глоток, отщипнул второй кусочек и ответил на каждый вопрос отдельно.
- Да. Нет. Нет. Нет. Нет.