Мы склоны находить достоинства в том, что нам просто нравится по сумме причин. И склонны находить недостатки в том, что мы не принимаем, не любим, не терпим, ненавидим…
Критик нападает на то, что ему не нравится. Поделись он своими мыслями и эмоциями, которые вызывает в нем непонравившаяся вещь, получился бы честный и занятный текст, конечно, без претензий на Высшую Истину и Объективный Свод Законов и Правил Абсолютной Гармонии. Но ведь критик не пишет отзыв как просто читатель, он читатель-профессионал, он дока, величайший знаток… Критики не просто выражают мнение, они производят оценку специалиста… И дело тут вовсе не в его вкусе якобы. О вкусах вообще не спорят. А вот чья точка зрения правильная, и чье зрение острее, и чья наблюдательность лучше, а знания о предмете глубже и богаче, об этом спорить можно. И нужно. Это даже не спор. Это полемика и дискуссия. Интеллектуальная борьба. А кто победит, тот и расширит территорию влияния на умы и сердца. Тот «Царь Горы». А если ты проиграл и Царь Горы другой – надо закидать того, другого, какашками, уничижительными эпитетами… И эдак презрительно, как и пристало Великому Поэту, глядя на неразумную чернь, стоят в гордом одиночестве на скрипящей трибуне лектория «Прямая Речь»!
Ну, ладно, ну, допустим, пусть, по мнению твердолобых и маститых критикобилов большинство рядовых читателей – не столь умны, как некоторые профессионалы слова. Но утверждать, что проза Довлатова – посредственное чтиво, что она по вкусу лишь среднему классу с невысокими литературными запросами… Дорогие мои, вы же не столько нападаете на умершего художника, сколько оскорбляете без разбору всех, кто с удовольствием читал или читает его книги. Умные читатели (и такие читают Довлатова) не клюют, как вы решили, исключительно на «ржачный» «пир духа», а, например, могут оценить мастерство рассказчика, лапидарность изложения, красоту и точность отдельных метафор, блеск и яркость характеристик, остроту шуток и горечь лирических отступлений… Вам такое в голову не приходило? Вы, ненавидящие юмор, поскольку не умеете блистательно шутить вживую, и потому что чаще всего «смех» ассоциируется с агрессией, а не с очищением, вы не можете представить, что «проза» Довлатова не только смешит, но и дает пищу для размышлений? И беспросветная тьма, в которой живет герой Довлатова, не лишает его зрения. Он умеет видеть «божью искру» в «тварях божьих», ибо и сам немного творец, знает цену творениям, способен вдохнуть жизнь в мертвые холодные слова, от которых и нам передается тепло. Это чудо! И хотя быть чудотворцем – почти всегда быть и мучеником, Довлатов нес свой крест, как бы шутя, да еще и благодарил Судьбу, говоря: «Какая незаслуженная милость: я знаю русский алфавит!» Он не кокетничал, он и вправду долгое время полагал, что не заслуживает звания писателя. Ведь если он так благоговел перед Литературой, то звание «писатель» для него точно было сродни слову «творец». А он? Разве он смел, осквернив себя «советской журналистикой»?
Вы полагаете, только вы способны увидеть явные рубцы от сшивания некоторых историй, или ходульность определенных персонажей, или шаткость отдельных конструкций… Мы тоже видим и слабые места, и ошибки, и ляпы в тексте. И его «самоповторы» замечаем… Мы умеем и читать, и анализировать прочитанное… Видим несовершенство некоторых его произведений! Идеального текста вообще не бывает… Но мы благодарны автору за наслаждение, которое получили от прочтения, и на весах нашего суждения достоинства перевешивают недостатки… Вы и похуже недостатки прощали своим любимым нудным авторам. Проходящим по списку «кумир для элитной публики».
Вот Веллер тоже невысокого мнения о прозе Довлатова. И он написал – почему! Смело, честно, открыто, насколько мог! Вся суть его книги «Ножик Сережи Довлатова» вовсе не в зависти, как полагают многие, вся суть вместилась в одном предложение из книги: «…Стал читать Довлатова и пришел к выводу, что такую прозу можно писать погонными километрами». Так он полагал! И объявил об этом! И обрушил на себя шквал критики! Порой даже незаслуженно злой и оскорбительной для его персоны, поскольку защитники Довлатова принялись переходить на личности и обвинять писателя в том, чего он не делал. Довлатова он не очернял. И не завидовал он Довлатову. Не завидовал хотя бы оттого, что себя считает более сильным прозаиком. Он был обижен, зол, оскорблен, задет за живое, о чем в меру откровенно и поведал. Он не завидовал, а скорее недоумевал, как случилось, что неидеальная (по его мнению) проза Довлатова пользуется большим спросом, чем его во всех смыслах гораздо более «совершенная» малая проза. Писать, как Довлатов, – он не желает! (Да и не сможет, если честно.) И читать ему Довлатова не особенно интересно. И ясно – почему! Ну, не его это!