Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

Блестяще закончив в конце марта 1884 года 3-й класс мореходки, Д. Адамович, тем не менее, не был допущен к выпускным экзаменам на штурмана по малолетству. Но для беспрепятственного прохождения практических плаваний ему выдали свидетельство, напечатанное на плотной бумаге на русском, английском и итальянском языках. Заверенное в таможне и градоначальстве, оно заменило несовершеннолетнему выпускнику загранпаспорт сроком по 1 апреля 1887 года. Воспользовавшись предоставленной возможностью, 16-летний юнец тут же нанялся учеником без содержания на только что построенный греческий пароход «Николаос Вальяно», уходивший из Керчи в Германию с грузом в 612 000 пудов пшеницы.

Так началась его двухгодичная одиссея, в течение которой будущий штурман и капитан дальнего плавания обогнул Европу, увидел Вест- и Ост-Индию, Американский и Австралийский континенты и даже просидел 6 суток в сиднейской тюрьме за участие в бунте команды против капитана судна. Океанские просторы поразили его своим величием, мощью и красотой штормов, навсегда сделав певцом водной стихии и художником. Крылатая фраза, брошенная ему невзначай морским бродягой-отшельником моря — Жизнь, юнга, должна быть вызовом, иначе из неё испаряется соль! — сразила восторженную юную душу отчаянной дерзостью романтика-флибустьера.

Позже, в 1911 году, в Мариуполе, он издаст единственный сборник своих стихов «На суше и в море» с пронзительными строками об океане как языческом божестве. И какие он нашёл краски!

Я видал бирюзовую гладь ДарданеллИ сапфирные волны в пассатах,

Я видал, как кровавым рубином горелОкеан при полярных закатах.Я видал изумрудный Калькутский лиманИ агат чёрной бездны у Горна,И опаловый полупрозрачный туманНад лиловым заливом Ливорно.

Я видал его в страшные бури и в штиль,Днём и ночью, зимою и летом,Нас связали с ним сказки исплаванных миль,Океан меня сделал поэтом.

Последний 40-суточный переход на паруснике «Армида» из Лиссабона в Гринок был, пожалуй, самым долгим испытанием для матроса 1-го класса перед свиданием с родными.

Первый сюрприз ожидал его в квартире отца, занимавшего часть 2-го этажа нового кирпичного дома, выходившего фасадом на базарную площадь городка. Почти с порога Виктор Михайлович представил опешившему сыну свою… 19-летнюю венчанную жену Лизочку Вейнберг[202] — товарища детских игр Мити в большом саду, прилегавшем к их дому на Солянке в Москве.

…Мачеха старалась казаться солидной и томной дамой. Однако, в её карих глазах, опушенных длинными чёрными ресницами, часто сверкали весёлые искорки былой шаловливой резвости. И чувствуя это, Елизавета Семёновна прищуривала веки, не давая вырваться наружу искренности былых отношений…[203]

Отец, даже несмотря на молодую жену, по-прежнему играл каждый вечер в карты в клубе общественного собрания, за исключением двух вечеров, пока Митя с увлечением рассказывал о своих странствиях. На третий день, явившись не в духе и заметив с каким интересом молодые люди беседовали друг с другом, 45-летний подполковник решил не испытывать судьбу и предложил сыну отправляться в С.-Петербург к матери и сестре, не видевших его с лета 1882 года.

Их встреча состоялась 11 марта в квартире Надежды Александровны и Гейслера на Обуховском проспекте. Если мать не могла без слёз смотреть на сына и целовала мозоли на его матросских руках, то реакция 14-летней сестры к конкуренту на родительское внимание была иной.

Из письма брату Борису в Москву от 12 марта 1886 года:

…Вчера приехал Митя. Я с ним так недружелюбна, что меня начинают побранивать. Сердце к нему не лежит. Сего приездом у нас возросли расходы и мама взяла переводы у Шмицдорфа, за которые будет получать рублей 75. С деньгами Александра Филимоновича у нас будет верных 175 в месяц. Я болею, лежу. Мишенька сдал экзамен на гражданского инженера, получил лицензию и теперь откроет своё дело. Тебе кланяется…[204]