Мне есть что вам сказать

Мне хотелось по-детски наивно полагать, что все началось с моей корреспонденции из Гуимара. Кто-то из The Sydney Morning Herald

однажды доказывал, что, если бы не моя статья «Делор планирует рулить Европой», датчане не отклонили бы Маастрихтский договор, не разразился бы кризис валютных курсов, правительство Джона Мейджора не постиг бы хаос и т. д. Конечно, это чушь. У тори хватает и других проблем, а проблемы валютных курсов были связаны отнюдь не только с отказом Дании от договора.

Причина моего скептического отношения к интеграции заключается в том, что она постоянно вгоняла национальные интересы в прокрустово ложе. Универсальный механизм валютных курсов нам не подходил. Поэтому у меня были тягостные сомнения относительно единой валюты. То же самое в полной мере относилось и к планам политического объединения. Европе катастрофически не хватало единства в отношении Ирака. Но люди забывают, что она была катастрофически разобщена и во время первой войны в Персидском заливе. Бельгия не только отказалась послать свои войска. Она также отказалась продать нам боеприпасы, которых традиционно у Бельгии в избытке. Ширака критиковали за разрыв с англо-американской коалицией. Но Миттеран вел себя почти так же трусливо во время первой войны в Персидском заливе, и у меня мало сомнений в том, что он сделал бы то же самое. Поразительно, что все по-прежнему ожидают единства от Европы по любому действительно трудному вопросу внешней политики.

Когда маастрихтские переговоры достигли середины в июне 1991-го, тревожные новости пришли с Балкан. Здесь мы все пытались сфабриковать федеральное государство под лозунгом E pluribus unum

(«В многообразии едины»), а сербы и хорваты были готовы разрушить федеральную Югославию.

В течение трех лет проблема оставалась сугубо европейской, и это была беда. В самом начале был период, когда рассматривался вопрос о посылке экспедиционных войск, чтобы остановить этнические чистки, проводимые Милошевичем. Хёрд (Дуглас Хёрд – министр иностранных дел и по делам Содружества наций, 1989–1995 гг. – Прим. пер.

) категорически выступал против подобной интервенции. В дальнейшем стратегия заключалась в примирении военных с данным положением, но при этом мы делали все, чтобы смягчить гуманитарную катастрофу. Только после осады Сараево и оскорбительной оценки операции ООН в Сребренице Соединенные Штаты решили, что пора и честь знать. Час Европы истек, и клинтоновская администрация осуществила политику под названием Lift and Strike, предусматривающую отмену эмбарго на поставки оружия боснийским мусульманам и бомбардировку сербов.

Урок Боснии казался очевидным. Европа проводила политику сглаживания конфликтов и умиротворения. Пентагон проводил политику силового решения. Лично я ничего особенного не видел, будучи приговоренным писать материалы о конференциях и саммитах и ненужные коммюнике. Чувствуя себя немного размазней, я во время первой войны в Персидском заливе позвонил в международный отдел газеты и попросил, чтобы меня послали туда вместе с Патриком Бишопом, Робертом Фоксом и другими крутыми парнями, экипированными специальными жилетами для зон военных действий по примеру Кейт Эйди (британская журналистка, прославившаяся своими репортажами из горячих точек. – Прим. пер.) «Ха-ха, – сказали в международном отделе. – Слушай, Борис, мы считаем, что ты полезен там, где ты есть». В следующий раз я позвонил во время югославского кризиса, на сей раз из зависти к Алеку Расселу, Тиму Батчеру и другим репортерам, которые передавали действительно захватывающий материал. «Как вы думаете? – спросил я. – Нашим героям нужен в помощь репортер, поднаторевший на беспредметных международных переговорах?» В ответ послышался гогот: «Нет, Борис!» Наконец отозвался редактор международного отдела: «Если ты поедешь в Югославию, ты их там всех будешь угощать обедами!» Это походило на намек на мои требования оплаты представительских расходов. «Да сиди ты спокойно в Брюсселе, – ржали на том конце провода. – И поменьше налегай на профитроли!»

Меня все это раздражало, как вы понимаете. Поэтому, когда грянула следующая война, я решил больше не попадаться на эту удочку. Как только НАТО начало бомбить Белград с намерением изгнать сербов из Косово, я отправился туда, чтобы увидеть это собственными глазами. Теперь это был 1999-й, и в международных отношениях возникла новая концепция – либерального империализма. Ушел в прошлое традиционный инстинкт Хёрда к примирению и компромиссу. Теперь два суперяппи, Блэр и Клинтон, вознамерились создать лучший мир и применить для этого умные бомбы.