Мне хорошо, мне так и надо…

Мужская школа, а потом ВУЗ, где в основном учились башковитые мужики, наложили на него отпечаток. Женщин он узнал довольно поздно. Сначала у него была сугубо мужская компания со своим кодексом чести, укладом, традициями. Девушкам там было не место. До определённого момента парни о них и не думали. Совсем уж разухабистые, цинично-откровенные рассказы ребят о похождениях казались Эрику пошлостью, он понимал, что не всё в этих рассказах правда и обещал себе никогда о своих грядущих победах, а в них он не сомневался, никому не рассказывать. И всё-таки постепенно в компании стали появляться девушки, кто-то из ребят их приводил, девушки приходили с подругами, что на вечеринках разрешалось. Девчонки все были свои, черкизовские, с соседних улиц. При желании можно было бы узнать про них всё: чьи-то дочки, сестры, племянницы. Скромные, бедно-одетые, с похожим жизненным опытом. Черкизово, их общий мир, не отпускал от себя свою молодёжь. Эрик учился в МВТУ, но большинство нигде не училось. Для девочек это вообще считалось необязательным. Сейчас он уже и не помнил, кто привёл в компанию эту Аллку, их познакомили, и Эрик сразу запомнил имя, так же звали его сестру. Аллке было 19 лет, она была стройной девушкой небольшого роста, не худой, скорее округлой, но всё равно миниатюрной. Круглое лицо, большие карие глаза под длинными ресницами, пухлые яркие губы, небольшой правильный нос. Довольно симпатичная, даже красивая, немного восточного типа, сразу видно, что еврейка. Что-то выпили, танцевали, потом Эрик пошел её провожать, Аллка жила по черкизовским масштабам довольно далеко, на Гоголевской. Когда Алла увидела, что у них в окнах ещё горит свет, она забеспокоилась, стала говорить, чтобы он быстрее уходил, а то мачеха увидит… «Ну и что, что увидит?» — Эрик не понимал, почему девушка испугалась. Они теперь встречались регулярно, и Алла рассказала свою нехитрую историю: мама давно умерла, она её почти не помнит, отец вскоре женился на неприятной женщине, у них родились два сына, её сводные братья. Отец всё время на работе, а мачеха её ненавидит, придирается, орёт и хочет со света сжить. Отцу жаловаться бесполезно, он всё равно возьмёт сторону жены Гили. Папа, Зяма, работает на хорошей работе, зав. скупкой на Преображенском рынке, т. е. живут они неплохо, отец иногда ей кое-какой дефицит из скупки приносит, но мачеха недовольна и ругается… Эрику было Аллку нестерпимо жалко. Какого это жить с мачехой! Он сам даже представить себя в такой ситуации не мог. Вся семья вокруг него хороводы водила, и папа, и мама, и бабушка, и другие, как он в детстве говорил «любщики», а она, вот бедняга… Теперь Эрик не мог сказать, насколько правдивой была тогдашняя Аллкина история. Как показала дальнейшая жизнь, Аллка часто приукрашивала вещи в свою пользу. Он впоследствии познакомился и с тихим её папой, и с шумной, но вовсе не кажущейся злой, мачехой Гилей, и с двумя глуповатыми, но незлобивыми балбесами братьями. Впрочем, тогда он не усомнился, что Аллка глубоко несчастна, нуждается в помощи. Кто ей мог помочь, если не он? Нет, тогда он так чётко ничего не формулировал, он просто в Аллку влюбился. Эдик Гроссман давал им ключ, они тайком забрались в чужой дом и предавались горячей любви на расшатанном колченогом диване, вокруг ходил важный кот-соглядатай, который немного действовал Эрику на нервы. Эрику было прекрасно известно, что вот так просто быть с девушкой нехорошо. Если уж так приспичило, надо искать шлюху, а Аллка была нормальной еврейской хорошей девочкой, и он поступал плохо. Но уж очень им друг друга хотелось. Эрик открыл, что девушки — это почти так же хорошо, как и яхта, может, даже лучше. Аллка нравилась ему всё больше и больше, он уже обойтись без неё не мог. К тому же она оказалась свойской девкой, ходила вместе со всеми на лыжах, пару раз они все вместе были в походе. Он играл у костра на семиструнной гитаре и пел полублатные песни, которые в его компании молодых разбитных черкизовских хулиганов обожали. Тонкую поэзию Окуджавы и еже с ним они как раз не жаловали. Там стихи — главное, а вслушиваться в них было лень. Странно, но сейчас, когда с тех пор прошло шестьдесят с лишним лет, Эрик не мог точно вспомнить: женился он просто, потому что любил, или она всё-таки залетела, и выхода в общем-то не было. В зависимости от настроения ему нравились обе причины. Если Аллка была беременна, то он, воспитанный порядочным человеком, просто был обязан, тогда всё получилось глупо, он был недостаточно опытен и вот… Так уж вышло. Но если Аллка не была беременна, тогда он просто идиот, которому нет оправдания. 20 лет, студент, ни копейки не заработавший, не видевший никаких до Аллки женщин, повёлся на слезливую историю про сироту, которую он вздумал взять под своё крыло и опекать. Как было лучше? Эрик не знал, но до сих пор на себя злился: как он мог? Идиот — так идиот. Как жаль, что никто его не остановил… И тут он опять винил родителей, особенно мать. Он давно собирался сказать Аллке о своём решении на ней жениться. Он знал, что она сразу согласится. Вроде как между ними — это было решённым делом, Аллка даже и вела себя с ним в последнее время как-то по-хозяйски, наверное, уже считала себя его женой, но всё-таки официального предложения он ей не делал. Всё чего-то ждал, откладывал.