Мне ли бояться!..

— Это плохая сказка. — Вера нахмурилась. — Мне она не нравится.

— Мне тоже, — вздохнул Гавр и посмотрел на часы. — «Синяя Птичка» уже летит, а мы еще не завтракали. Приглашаю тебя в служебный буфет, где не стреляют, как в «Глобусе», даже если ты столкнешься с людьми с автоматами. И вообще, место артиста в буфете.

В полумраке уютного зальчика, среди громких, неунывающих голосов, за маленьким столиком в глубине, к которому Гавру пришлось прокладывать путь через дружеские рукопожатия, Вера спросила:

— Но тебе самому-то нравится твоя работа, театр?

Он пожал плечами, не зная, как правильнее ответить на этот вопрос.

— Полгода я писал диссертацию о театре девятнадцатого века, а потом бросил. Зачем, кому это сейчас нужно? Может быть, напрасно я кончал ГИТИС, изучал бы лучше бухгалтерский учет? Вот Говоров Митька — режиссер вчерашний — нашел свою нишу, припал к сосцам телевидения и тянет, тянет… А ведь мы с ним вместе начинали, еще в школе всякие капустники устраивали.

— Тебе не идет роль неудачника, Гавр, — сказала Вера.

— Ты права. — Он положил ладонь на ее руку. — Просто здесь все вокруг такие. И вон тот заслуженный артист, еле сводящий концы с концами, и та народная артистка, которой аплодировали столицы мира и которая теперь одиноко живет в своей убогой квартирке с болонкой. А сумевшие выгодно продать себя — плавают и не тонут. Все они несчастны и неустроены, но из последних сил играют роли счастливцев. Прожив по сто жизней на сцене, они так и не сумели хоть немного разобраться в своей собственной. Такими могут быть только абсолютно безумные люди, и я люблю их за это…

Гавр легко поднялся, пошел к стойке, а по дороге с кем-то заговаривал, кому-то улыбался, шутил, и Вере отчего-то было приятно наблюдать за ним. Она даже откинулась к спинке стула, прячась поглубже в тень. Всего пятнадцать часов длилось их знакомство, а кажется, прошло несколько месяцев. Так растут только причудливые растения с красными цветками, орошаемые лунной росой, когда все земное вокруг спит или дремлет.

Когда они допили кофе, Гавр протянул руку.

— Пойдем, — сказал он. — Пойдем за Синей Птицей. Тем более что второе действие уже началось, и Митя Говоров вот-вот лопнет от бешенства.

— Как, и он здесь?

— Ну да, ждет в директорской ложе, она же и правительственная, но в которой никто никогда не сидит. Мы договорились встретиться еще вчера. Я хочу предложить ему свою программу на телевидении, — пояснил он на ходу, ведя Веру по коридорам и лестницам. — Нечто вроде Актерской биржи или Ярмарки актеров. Это был бы шанс для каждого из них — и начинающего, и когда-то знаменитого, но забытого напрочь. Это будет их бенефисом, выходом на всю Россию. У меня уже готов сценарий, и программу можно сделать ежемесячной. Все зависит от Митьки.

— Я-то думала, что ты едешь сюда ради меня, — произнесла Вера, еле поспевая за ним. — Ты, видно, любишь варить в одной кастрюле все вместе.

— Порывы души не должны мешать делу. Мы пришли, заходи.

Поддержав за локоть, Гавр ввел девушку в ложу, где уже сидел вчерашний режиссер, повернувший к ним голову. Всюду струился мягкий полумрак, лишь на освещенной разноцветными огнями сцене шло Таинственное Действо, сразу же приковавшее Верино внимание. А особенно — говорящий пушистый Кот, чем-то похожий на увеличившегося в сто раз Монтигомо.

— Хорошо вчера поужинали? — обратился к ней Говоров, нисколько не удивившись ее присутствию здесь.

— Нормально, — ответил за нее Гавр. — Только больно неспокойное место попалось.

— На передаче ты вел себя как юродивый, — понизил голос режиссер. — Чуть не завалил всю программу.

— На Руси юродивые всегда были исполнены истинной мудрости, — шепотом ответил Гавр. — А тебе, видно, нужны одни тихие идиоты?

— Манекены, — поправил его режиссер.

— Чтобы показать всем, как ты вдуваешь в них живую душу? Не слишком ли самонадеянно?

— В программе есть только один Бог — режиссер…

— …Толстый, лысый и нудный Митька Говоров.

— Ты у меня получишь!

— Потише, пожалуйста, — попросила Вера, по-детски увлеченная сказкой на сцене.

— Хорошо, хорошо! — хором откликнулись оба спорщика и вышли в коридор.

А когда спектакль подошел к концу и занавес опустился, отделив зрителей от волшебных персонажей и Синей Птицы, когда после долгих аплодисментов артистов наконец-то отпустили, Вера вышла в коридор и увидела Гавра, одного, раскачивающегося на пятках и чему-то глупо улыбающегося.

— Поймала синюю плутовку? — спросил он.

— А где твой друг? — произнесла она.

— Вот! — И Гавр протянул на ладони пуговицу. — Все, что от него осталось. Убежал.

— И поставил крест на твоем сценарии?

— Наоборот. Я убедил его, что прав. Что пора возвращаться к истинным ценностям. И он рискнет своей головой… или что там у него вместо нее? Завтра мы подписываем договор в дирекции телекомпании.

— Поздравляю! — Вера подошла ближе и, неожиданно для себя, поцеловала его в щеку. — И все же скажи: почему ты так злишься на него?