Мне не всё равно

Мария Федоровна быстро оценила ситуацию: бомжиха-алкоголичка, обморок, гангрена конечностей. Медсестра понимала также, что «Скорая» помощь эту женщину не заберет, а если заберет, то в приемном отделении родной больницы постараются не пустить дальше порога. Наверное, надо оставить бомжиху и идти дальше, своим путем. Мария Федоровна сделала неуверенный шаг в сторону. Позади, на аллее, раздались голоса, — приближалась семья на прогулке. Мужчина и женщина шли, взявшись за руки, а позади ковылял на роликах мальчик лет десяти, видимо, их сын. Ролики он еще явно не освоил, катания не получалось, мальчик устал и еле передвигал ноги в тяжелых ботинках. Супруги поравнялись с Марией Федоровной и, увидев лежащую на земле женщину, встревоженно спросили, что случилось.

— Дa вот, плохо человеку...

— Это же бомжиха! — определился мужчина. — Пусть себе помирает, меньше грязи будет в парке!

А женщина уже кричала сыну, чтобы ни в коем случае не подходил к этому месту, здесь грязь, здесь опасность.

— Хоть бы кто убрал отсюда эту падаль...

— Падаль! Падаль! — подхватил подъехавший мальчишка. Медсестру передернуло. Она поняла, что очень не хочет быть похожей на этих людей и что домой сегодня вернется не скоро.

Мыть бомжиху она взялась сама, больше было некому. Мария Федоровна не была брезгливой, профессия медсестры приучила ко многому, но на этот раз ужаснулась даже она. Гангрена поразила не только ноги бездомной, но и пальцы рук. Болезнь уже была в той стадии, когда должно начаться общее заражение крови, но, видимо, опарыши, слоем покрывавшие жуткие ноги, по-своему очищали раны. Медсестра, как могла, вымыла больную. Та продолжала пребывать в забытьи, только иногда стонала, приоткрывая рот с обломками коричневых зубов. Повезло, что на дежурстве сегодня был хирург, отличавшийся не то чтобы добротой, но здоровым пофигизмом. Он не стал вдаваться в подробности, а просто сразу, как только пришли первые анализы, взял бомжиху на операционный стол. Он сделал первую из нескольких операций, в ходе которых Маруся лишилась ног и всех пальцев на руках.

Это была странная привязанность. Медсестра словно чувствовала свою ответственность перед женщиной, которой не дала умереть в тот весенний день в заброшенном парке, и еще большой вопрос, хорошо это или плохо. Маруся выжила, но стала беспомощным инвалидом. Бездомным инвалидом. Мария Федоровна пыталась разыскать дочку Маруси и нашла ее, но молодая женщина не захотела даже говорить о матери. Совершенно непонятным было будущее инвалидки: после больницы ее следовало вынести на улицу и оставить там, поскольку жилья у нее не было, родственников тоже, а в инвалидный дом без документов никого не брали. Маруся же умудрилась потерять даже паспорт. Мария Федоровна записала в блокнот все, что смогла сказать о себе ее подопечная, и пошла по инстанциям. Когда ей отказывали, она не отчаивалась, а пережидала некоторое время и стучалась в те же кабинеты снова. Если ее спрашивали, почему она так бьется за совершенно постороннего человека, медсестра пожимала плечами и говорила: «Так ведь человек же...» Она чувствовала свою вину за то, что не дала Марусе умереть, а продлила ее страдания. Все это время бомжиха жила дома у Марии Федоровны. Сын сказал, что мать окончательно сошла с ума, и ушел жить к подруге, соседи пытались проводить воспитательные беседы, участковый навещал с регулярностью назойливого родственника.

Сама Маруся жизнь не облегчала: она требовала водки и грязно ругалась на Марию Федоровну, на неблагодарную дочь, на жизнь в целом. И она, конечно же, требовала постоянного ухода, поскольку на том этапе сама не могла даже поесть.

В это трудно поверить, но Мария Федоровна сумела выправить Марусе новый паспорт и выбить место в приличном, недавно построенном доме престарелых. У Маруси теперь была своя кровать в комнате на двоих. Соседкой оказалась симпатичная добрая старушка с полным отсутствием памяти, но это было даже неплохо. Маруся теперь часами и с удовольствием рассказывала напарнице истории из своей непростой жизни, а на следующий день можно было начинать сначала. Соседка помогала одеваться и есть, а также послушно переключала радио на нужную кнопку. Смотреть телевизор отправлялись в общее помещение. У Маруси здесь появилась удобная коляска. Было бы наивно надеяться на чудесное преображение инвалидки, но строгий режим и собственные ограниченные возможности потихоньку делали свое дело: Маруся стала спокойнее, жалостливее, в первую очередь к самой себе. Рассказывая соседке про свои злоключения, она частенько начинала плакать и вытирать слезы круглыми беспалыми ладошками.

Мария Федоровна иногда навещала ее. Но Маруся уже не была ее единственной подопечной. Медсестра старалась помогать еще нескольким бездомным, с которыми безбоязненно познакомилась в течение последнего времени. Кому-то нужна была одежда, кому-то лекарство или что-то из еды, кому-то требовалась помощь в оформлении документов.