Мне скучно без Довлатова

— Ты обезумел, — набросился я на Леонида, — надо знать меру, ты зарвался — требовать Пиросмани за неизвестно что, за тобой же придуманного Чегина. Ведь они понимают в живописи, знают, что почем.

— Но, может быть, ей хочется иметь портрет В., — вяло возразил Леонид, — впрочем, сейчас все решится.

И тут в комнату вошла вдова вместе со своим спутником. Они почти хором сказали:

— Хорошо, мы согласны, — и, не теряя времени, Сережа вскарабкался на письменный стол и снял драгоценного ягненка со стены.

Леонид вернулся в переднюю, распаковал наш портрет и вручил его вдове. Так обмен совершился окончательно.

— А теперь прошу к столу, — приветливо сказала вдова.

Я уже сделал было шаг в сторону столовой, но вдруг услышал, как Леонид отказывается от обеда.

— Ради Бога, простите, ради Бога, неотложные дела, нам надо спешить, неизвестно, удастся ли еще сразу поймать такси.

— Жаль, очень жаль, — светским тоном заговорил спутник вдовы, — обед очень недурен, но не смеем задерживать.

На лестнице я набросился на Леонида.

— Зачем ты наврал? Нам некуда спешить, замечательный дом, приятные люди, почему ты не остался? К тому же я просто хочу есть.

Леонид посмотрел на меня своим немигающим взглядом коллекционера.

— В нашем деле нельзя допускать ни одного процента риска, они могли передумать, аннулировать обмен. А как только Пиросмани оказался за порогом их квартиры, он стал окончательно моим. Что касается обеда, то сейчас завезем картину домой и на этом же такси махнем в «Арагви», а там уже действительно пообедаем.

Так оно все и произошло.

А через неделю зашел я в гости к Николаю Ивановичу Халатову и рассказал ему про этот обмен. Николай Иванович прожил очень долгую жизнь, сам когда-то был и футуристом и кубистом, дружил со многими художниками и очень много знал по части нового искусства. Он выслушал мой рассказ и коротко попросил:

— Опишите этот портрет В.

Я исполнил его просьбу. Он обо всем догадался.

— Это не Чегин, и вряд ли это портрет. Я видел этот холст еще до войны. Это всего скорее студенческая работа из ВХУТЕМАСа, а автора установить невозможно, но не переживайте, то, что получил ваш приятель — не Пиросмани. Когда-то у вдовы В. действительно был ягненок Пиросмани, но она увезла его в Париж и продала, и там же, в Париже, сделала копию. Я ее видел — очень неплохая копия. Вот такие дела…

Прошли годы. Халатова давно уже нет в живых, и, на моей памяти, он не ошибся ни разу.

ДВА ИТАЛЬЯНСКИХ ГАЛСТУКА

Это было зимой 1976 года. Я поехал в командировку в Тбилиси и задержался там. Дня за четыре до отъезда у меня кончились деньги.

Как быть? Утром в буфете гостиницы я позавтракал кефиром и хлебом. За завтраком я сообразил, что в моем чемодане лежат два новых итальянских галстука в целлофановой обертке, я решил их продать.

Но где? Как? Я вспомнил, что на проспекте Руставели в гостинице «Тбилиси» есть бар, там наверное собирается золотая молодежь. «Самое место», — решил я.

И отправился в этот бар. У меня еще были деньги на одну чашку кофе.

Я сел за стойку бара и заказал эту чашку. Бармен с любопытством посмотрел на меня. Я решил начать свою коммерческую операцию.

«Вот проездом из Италии», — начал я. Бармен поглядел на меня с еще большим интересом.

«По делам?» — спросил он.

«Ну да, я кинорежиссер», — соврал я.

«Кино снимаете?» — спросил бармен.

«Будем снимать», — продолжил я свое вранье.

Операция с галстуками запутывалась.

«А бармен вам для съемок не нужен?» — спросил мой собеседник. Это был очень симпатичный молодой брюнет в нейлоновой белой рубашке. Огорчать его не хотелось.

«У нас есть один эпизод в баре. Может быть, снять у вас?» — «Конечно», — ответил бармен и достал из-под стойки бутылку дефицитного шотландского виски «Белая лошадь».

Он налил стаканчик виски и прибавил к нему бутерброд с красной икрой.

«Это вам, угощайтесь, пожалуйста», — сказал он.

Я выпил «Белой лошади» и закусил бутербродом. Теперь галстуки ему продавать было нельзя. Можно было только подарить. Но тогда я подпадал в безвыходное положение.

Я вышел из бара, после виски и красной икры хотелось есть, но денег не было даже на хлеб. Я обратился к швейцару гостиницы.

«Я проездом из Италии, — сказал я ему. — Кинорежиссер. Продаю итальянские галстуки».

Швейцар посмотрел на меня без всякого интереса.

«Иди в ресторан, на кухню иди, к нашему шеф-повару Гиви. Он все покупает».

Я нашел служебный вход на кухню, спросил: «Где Гиви?»

Гиви нигде не было. Так я и бродил в пальто и кепке по кухне. Пахло мясом, уксусом, перцем, чесноком, еще чем-то очень аппетитным.

Наконец, я зашел в подсобку, там за бутылкой коньяку сидел Гиви с друзьями. Я обратился к нему. С неохотой он оторвался от коньяка и своей компании.

Это был почти двухметровый человек с могучей шеей. Воротник его «бобочки» был широко расстегнут. Мне показалось, что такой человек никогда не повязывает галстука.

«В чем дело?» — довольно хмуро спросил Гиви. Я продолжил свою линию, хотя это было уже бессмысленно, почти вредно.

«Я проездом из Италии, работаю кинорежиссером, продаю два итальянских галстука».