Мне тебя обещали

Поднимаюсь, обходя коробки с пустыми банками, тазики с бельем, кривоногие табуретки. Белая дверь, на ней ручкой мелко написано «43». Краска потрескалась, жирные следы от рук. Стучу дважды. Тишина. Дверь, оказывается, не заперта. Заглядываю: «Кто-нибудь есть?» Тишина. Темная маленькая прихожая, ведущая в комнату. С правой стороны – маленькая кухня и дверь, кажется, в туалет.

В этой квартире словно нет жизни, хотя, видно, когда-то она была. Сложенная коляска без колес под вешалкой, чуть дальше коробка из фанеры, в ней пыльные мягкие игрушки, пара штук выцветших ползунков. На столике рядом несуразный кусок зеркала, под ним коробки с таблетками.

– Бешир, это ты? Дай мне воды.

Голос пожилой, измученной женщины. Я захожу в комнату, откуда донесся голос. Темно, шторы плотные, практически не пропускают дневного света. Хорошо, что входную дверь оставил открытой, хоть какое-то освещение. Увидев меня, хозяйка нисколько не удивляется. Она лежит на раскладном диване, накрытая до груди одеялом, точнее, тонким ковром с проплешинами. Рядом с ней две табуретки, на одной – пластмассовая бутылка с водой и пакет с таблетками, другая – пустая.

С минуту осматривает меня бездумным взглядом, после чего отворачивается к стене, на которой приклеена чуть размытая фотография. Той самой женщины с младенцем. «Присаживайтесь». Влада не так уж стара. У нее мало морщинок, волосы не совсем седые, руки чистые, почти гладкие. Но у нее старые глаза. Да, глаза затухают. Когда реальность смывает последние капли надежды и больше ничего не остается впереди.

– Я ждала тебя. – Вдруг раздается у стены глухой голос. – Знала, что придешь… Во сне видела… Остальных дел у меня здесь не осталось, только тебя ждала.

Я наливаю ей воды, подношу кружку ко рту. С трудом приподнимается, делает глоток и снова откидывается на подушку. Нет сил.

– Влада… Почему она так поступила?

– Время из нее вытекло, сынок, время.

– А разве им нельзя заполниться заново?

– Заново… Это больше обман, который обязательно закончится, как сон. Да и не все могут такое пережить – рубежи. Вот она, Легкая, не раз пыталась обмануться. Поэтому… да…

– Вы что-нибудь ели? Я принесу вам еды.

– Не суетись, сынок. Мне ничего не нужно. Мое время на исходе. Были мы с ней как две нити сплетенные, две ниточки в одном узелке. Если одну перерезать, другая сама истончается да обрывается.

Где-то в кухне раздается слабый треск, похоже, радиоприемника, а потом начинается тихая музыка. Незнакомая печальная песня. «Я бы не хотел быть в другом месте, кроме этого», – выводит голос. Влада автоматически поправляет подушку, я смотрю на нее исподлобья, и мне становится страшно от мысли, что мое время может закончиться без предупреждения. Мне-то хочется напоследок подышать свежим осенним ветром… Не слишком ли романтическое желание для такой скотины, как я?

– Почему вы назвали ее Легкой?

– Ее так назвал отец. Налей-ка мне еще воды, сынок. Столько ты всего спрашиваешь… А главное-то забыл. Для чего ты здесь?

– Сам не знаю.

– Узнаешь.

– Скажите…

– Сказала же, узнаешь.

– Что же вы загадками разговариваете?

Влада вдруг заходится грубым, лающим кашлем, потом закрывает глаза.

– Новое не может появиться из ничего. Рушится один мир, возникает другой. Для кого конец, для кого начало.

И тут в комнату вошел ужасно тонкий парнишка с шаловливым выражением на физиономии, похожий на фавна. Судя по всему, Бешир.

29

– Меня привел сюда сон. Буквально силой.

– Так и должно было быть.

– Настойчивый сон, будто перемену участи предвещает… Почему я?

– Может быть, это твое спасение. Теперь многое от тебя зависит. У тебя есть возможность противостоять. Молодец, что пришел. Значит, внутри ищешь.

– Что ищу?

– Знание. Только ты сам можешь себя спасти. А высшее научит как.

– Я запутался. Не знаю, куда все идет. Соглашаюсь на неизвестность. И самое странное, мне от этого совсем не страшно.

– Бояться нечего. Меняй листья, но сохраняй корни.

– Корни… Это что, самое начало?

– Нет, сынок. Это то, что находится в глубине тебя. Настоящее-то не всегда настоящее. Может быть просто новый день, такой же, как и вчерашний.

– То есть копать глубже?

– Зачем копать? Надо только заглянуть за занавес.

– Не понимаю… Для чего? Неужели я так уж плохо справляюсь?

– А зачем ты сам заключил себя в тюрьму? Страдания – не обязательный опыт. Ты живешь так и уверен, что эта жизнь одна только возможная и правильная. Отказываешься представить другой путь. Но у тебя две жизни, три, еще больше: та, которую ведешь, и те, которые пока только в мечтах.

– Я бы хотел другую жизнь, но не вышло.

– Какую?

– Ту, в которой был мой главный человек. Она умерла.

– Ты считаешь жизнь в прошлом своим настоящим. Вот и ошибка. Ничего, все в юности такие. Я тоже крутила глобус, всматривалась – какой город мой? Тот город, где было мое собственное счастье. Потом поумнела, поняла: это место не надо искать на карте. Оно всегда с тобой. Оно и есть ты. Самое нужное, ценное ты всегда носишь с собой, все остальное – только декорации. Чтобы сыграть роль в спектакле, нужно это знать. Найти себя самого, самую сердцевину.