Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины

Папы не стало, а я не смогла даже проститься с ним, поехать на похороны.

Я помню его живым. Только живым. И, когда трудно, прошу помочь. И помощь приходит. Появляются силы.

Хотелось бы получить на память от папы хоть какую-то его вещичку, но видно, мне не положено. Несколько фотографий передала мне та, которая вполне могла бы быть мне мачехой. Могла бы, но даже на это ее не хватило. Передала фото — те, что когда-то посылали мы с Танюсей папе. Так вот они ко мне вернулись. Из тех, что у меня не было, фотография маленького Тимочки, старшего папиного брата и моего братика Гришеньки на руках бабушки. Папина супруга почему-то решила, что должна прикоснуться к нашей истории, и на всех фото сделала собственноручные надписи. Про фото Гришеньки с бабушкой написала: «Галя с бабушкой Бертой»…

У меня сами собой, как стон, вырвались стихи. Пусть будут.

У нее, конечно, были на то причины:Редко водятся в наших краях мужчины,Редко кто согласится жениться — не просто спать,Ну, а дети чужие — у них есть мать…Хоть бы мачехой стала дочке его!Но жадна: не отдаст ничего своего.«Мой» — и точка.

А сердце болело и ныло…Не тоска ли по дочке тебя убила?Папочка-а-а…

Вспоминаю, как маленький Пашенька плакал, прощаясь с дедом:

— Дедушка, не уезжай! Дедушка, не уезжай!

Ну, почему все так? Почему?

И снова сами собой складываются строчки стихов:

«Помню себя с раннего детства», —Такими словами ты начал свое письмо,В котором старался связать воединоРазорванные ниточки наших жизней.

«Папочка, я ничего не знаю о тебе»……Ты написал.О том, какие были лошади.О душистых лугах.О молодой своей маме(когда она еще не знала потерь),О своем братике (моем дяде, которого убьют под Сталинградом),О вязком кровавом море войны,Из которого Бог тебя вытолкнул невредимым.О добрых венгерских девушках весной 45-го.Я, как и ты, помню себя с раннего детства.Помню тебя с раннего детства.

Моего. Любимого. Не отделимого от моего существования.Я знаю о тебе все.

Мы выживаем

Что мы имеем?

Я жива. Скоро буду здорова. Дети тоже здоровы. Слава Богу. У нас все хорошо. Надо только сообразить, как прожить то время, пока я еще не могу давать уроки. Ну — просто: что нам есть?

Ресурсов — ноль.

Но почему-то нет никакого уныния. Есть уверенность, что все как-то образуется. И правда.

Мама присылает мешок картошки и большую кастрюлю квашеной капусты. Это очень щедрый дар. Она на пенсии. Было время, пенсионеры не бедствовали. Сто тридцать рублей пенсии — это еще своим внукам подкидывать можно. Но время это кончилось. Теперь от ее пенсии остались жалкие гроши. И я ценю этот мешок картошки как самый щедрый дар.

Ничего! Мы продержимся. Главное — не унывать.

В положенные дни хожу на прием к врачу. Она мной недовольна: гемоглобин все еще низкий.

— Вы плохо питаетесь, — ругается она. — Надо есть икру, мясо, гранаты! Надо гемоглобин поднимать, так у вас никогда сил не будет.

— Я ем, — отвечаю я.

Ну не могу я сказать, что у нас только картошка на все про все.

— Вижу я, как вы едите, — ворчит врач и отсыпает мне волшебный дар: гуманитарную помощь из Германии, препарат железа, поднимающий гемоглобин мгновенно.

Вот это дело! Начала его пить, и силы сразу прибавились. Пошла на поправку.

В следующий раз прихожу продлевать бюллетень, а моя врач заболела. Иду к той, что заменяет. Мне же всего продлить, до следующего посещения.

Чужая врач изучает мою историю болезни.

— Ай-яй-яй, что у вас было! Ай, какая операция! Это знаете почему? По грехам вам воздается!

Я ошеломлена. Я же только больничный продлить зашла, а тут такие мои разоблачения… Сижу, перед глазами круги.

— Вам, знаете, что надо? Три раза в день бить земные поклоны. По сорок раз. И повторять: «Господи, прости меня, грешную». И вот: я еще дам вам молитву, читайте ее как можно чаще. Можно до ста пятидесяти раз в день. И вот, можете у меня чай купить, специальный, освещенный.

— Спасибо, не надо, — отказываюсь я.

Я вообще не понимаю, на каком я свете. У врача — или? Я деморализована и ответить ей, как подобает, не могу.

Мне бы к главврачу пойти с ее молитвами, с ее чаем за 50 долларов… Но куда мне! Силенок пока маловато.

Так и лежат у меня на память ее молитвы.