Мнимые величины

- На что? - спросила Евлалия Григорьевна, боясь, что он скажет еще что-то страшное.

- На что? Да я в ту минуту и сам не знал, как оно называется. Это я уж потом понял. На что потянуло? А на... на... на...

Одно слово, очень большое, охватило его, и у него забилось сердце от этого слова. Но непонятная сила связала его, и он никак не мог это слово выговорить. Он несколько раз судорожно хватал в себя воздух и уже готов был, совсем готов был сказать его, это нужное слово, но тут же сковывался страхом перед ним. И наконец, поняв, что он не в силах выговорить то, что так страшно хотел выговорить, он искривился от внутренней боли и, задавив в себе нужное слово, пониженным голосом сказал другое, а не то, которое рвалось:

- Меня на... хорошее потянуло! И не для вас на хорошее, а вроде как бы для меня.

- Понимаю! - очень серьезно и очень честно ответила Евлалия Григорьевна, прямо смотря ему в глаза и не боясь своего взгляда. - Я это очень понимаю, Павел Петрович. Ваша жизнь, и вы... - немного неосторожно начала было она, но сразу же почувствовала свою неосторожность и остановила себя. - И вам добро нужно было, вам обязательно добро нужно было сделать, потому что вы... много зла делали! Я это очень, очень понимаю!

- Добро! - неудержимо сорвался Любкин, блестя глазами и весь подергиваясь, так что Евлалию Григорьевну поразило его лицо. Словно бы экстаз охватил его. Вот-вот-вот! Вот-вот-вот! Вот это самое слово и есть! - завопил он, вскакивая на ноги и размахивая руками. - Настоящее это слово, совсем настоящее! Его-то я сейчас и хотел сказать, всеми силами хотел, но только никак оно у меня не говорилось! Вот никак не говорилось, ни за что! Словно вот - "слава Богу" дьяволу не говорится! И раньше... и раньше... Тоже! Помнишь? Сказал я, что "и я, может быть, могу", а что именно - "могу", и сказать не в силах был. Добро могу сделать! На добро меня потянуло! Вот! И я... Я никак это слово выговорить не смел, а ты... легко его сказала! Как солнышко! Почему? - чуть ли не с рыданием всплеснул он руками. - Почему я не мог, а ты вот смогла? Что такое? Неужто ж слово-то это совсем уж не для меня? Даже слово не для меня! И права я на него не имею, что ли? Да неужто, - с больным отчаяньем воскликнул он, неужто я и впрямь на него право потерял? Отказался я от него, продал за чечевичную похлебку, а оно и ушло от меня... Так? Ушло? А я, стало быть... я... на по-пра-ние!

Спазма перехватила ему горло, и он только усилием преодолел ее. Потерянный стоял он, ища выхода, который, казалось, хоть и был перед ним, но все же не давался. Он взглядывал на Евлалию Григорьевну со страшной силой надежды, но тут же опускал глаза, потому что боялся спросить себя: а может ли он надеяться?

- Я ведь уезжаю... Я ведь скоро уезжаю, насовсем уезжаю! - опять заторопился Любкин. - И это я к вам попрощаться зашел, потому что больше, может, и зайти не удастся. Вот я и хочу... Хочу, чтобы вы мне вашей силы дали, настоящей, соленой... Я ведь до такой точки дошел, что вот слова "добро" не мог сказать! Только хоть бы сказать, и то не мог... А! - в отчаянии махнул он рукой. - Одно, значит, и остается: на попрание!

- Павел Петрович! Господи! - не помня себя, вдруг вся встрепенулась Евлалия Григорьевна и схватила его за оба локтя. Она знала, что он - убийца и что эти руки убили, но об этом она даже не думала. На нем была кровь, и она знала, что на нем - кровь, но это странным образом не пугало ее, а пугало ее другое: то, что он не мог даже выговорить слово "добро". В этом она видела что-то такое большое и такое ужасное, что она не могла даже охватить это. Широко раскрытыми глазами засматривала она ему в глаза и не то искала в них что-то, не то сама давала им что-то. Он с жадностью, с восторгом, даже с каким-то упоением впивал в себя ее взгляд и чувствовал, как он сам все больше и больше слабеет.

- Го... Го... Голубенькая! - неслышным всхлипом пробормотал он, но с такой нежностью пробормотал, что слезы сдавили горло, и он едва успел удержать их.

- Это ничего! Это ничего! - бессвязно заговорила Ев-лалия Григорьевна, не отводя от него глаз. - Вы... Вам... Вы ведь потеряли что-то, вы что-то очень нужное потеряли, и не сейчас, а когда-то, давно потеряли, еще перед тем, как.. Но вы найдете, потому что то, что вы для меня сделали... Нет, нет! - вдруг даже обрадовалась она, поймав нужную мысль. - Нет, не то, что вы "для меня" сделали, а то, "почему" вы для меня все это сделали!.. Понимаете? Понимаете? Ведь оно как раз и есть настоящее!

Он, не отрываясь от ее глаз и тоже схватив ее за руки, ловил каждое слово. Ни в одном ее слове не было ничего большого и значительного, даже смысла, может быть, не было, но когда перед ним промелькнуло проклятое слово "беги", которое еще вчера так издевалось над ним, он не испугался его и не смутился перед ним. Так иногда даже небольшой камень на рельсе может сбросить с рельс тяжелый поезд, если этот поезд мчится с безумной скоростью. А разве не с безумной скоростью, разве не с безумием мчался по нечеловеческим рельсам Любкин?