Многие знания — многие печали. Вне времени, вне игры

Впоследствии хваткие репортеры «Кингс ньюс» еще дважды возвращалась к этой теме, но сообщили в итоге мало нового. Результаты вскрытия и впрямь показали, что мистер Горланин управлял машиной в состоянии сильного опьянения. На его похоронах, которые состоялись на кладбище городка Бриджстоун, где постоянно проживал профессор, было много гостей из Нью-Йорка: коллеги, студенты, ученики и аспиранты покойного. Никого, кто оказался бы похож на девушку в бейсболке из бара, на церемонии замечено не было. И никто из читателей газеты в дальнейшем так и не смог опознать ее.

Я еще раз задал в поиске фамилию Gorlanin – но больше ссылок не было, расследование университетской газеты окончилось ничем.

Однако не случайно мне показалось, что в гибели Пита и впрямь замешана женщина! Не было ли ее и рядом с остальными умершими?

* * *

Последней по хронологии была смерть Марцевича. Она случилась недавно в Москве, однако ее причина – «от пьянства» в изложении Баринова – показалась мне слишком похожей на кончину нью-йоркского профессора.

На первом этапе мне опять помог Интернет. Из аккаунта погибшего Марцевича в соцсети я узнал, что его последнее место работы – архитектурно-проектное бюро «Тяжпроект». А сайт «Тяжпроекта» поведал, что его офис находится неподалеку от моего на Ордынке и покойный Марцевич работал там заместителем директора. Выходит, моему заказчику он не соврал. Вообще алкоголики часто порядочные люди, честные и чистые – пока не пьют.

Я задумался, под какой личиной мне явиться в «Тяжпроект», а потом сообразил: картины. Марцевич обещал Баринову (по рассказу последнего), что устроит в офисе его выставку. Да, сам он скончался, но, может, идея об экспозиции успела внедриться в умы тамошнего руководства и зажила собственной жизнью? Прикрытие как прикрытие, не лучше, но и не хуже других.

Я позвонил туда, меня долго гоняли от коммутатора к секретаршам и обратно, пока я, наконец, не напал на личного секретаря Марцевича – ее звали Оксаной Николаевной. Я немедленно напросился на встречу с ней.

Идти от моего офиса до «Тяжпроекта» было всего ничего. Прекрасный особняк в старомосковском стиле охранялся ленивыми церберами, которые записали в книгу данные моего паспорта и указали, как найти Оксану Николаевну.

Она оказалась немолода и болтлива, и создавалось впечатление, что она не слишком занята. Незаметно (для нее) разговор с выставки картин, о которой она понятия не имела, соскочил на последние дни жизни Антона Борисовича. Глаза Оксаны влажнели, когда она поминала погибшего. В последний день, который Марцевич провел на работе, ничего экстраординарного не случилось, за исключением того, что боссу позвонила незнакомая девушка. Она представилась: Лиля сказала, что по важному вопросу, но личному, и цель звонка она объяснит Антону Борисовичу сама. Так как шеф оказался на месте и у него не было совещания или сверхсрочных дел, секретарь их соединила. О чем говорили, Оксана не слышала – она не из тех, кто подслушивает.

– Потом я зашла к нему не без умысла, вдруг я напортачила тем, что их соединила. Марцевич не работал, сидел в кресле сосредоточенный и какой-то мечтательный. «Все ли нормально?» – спросила я его. «Да, все в порядке», – ответил он. «А кто звонил?» – поинтересовалась я. «Это к тебе отношения не имеет», – отмахнулся он. А потом вдруг спохватился: сбегай, купи, говорит, мне сегодня к вечеру букет – для девушки, что-нибудь в спокойных тонах, ничего любовного, рублей за тысячу. И закажи мне столик на двоих в «Шароварах». «Шаровары», – пояснила мне Оксана, – это ресторанчик неподалеку от офиса, кормят там вкусно, кухня русская и восточная, у нас директора туда часто ходят обедать или даже на встречи с клиентами. Я все сделала, как он сказал. И букетом, и заказом он был доволен. Ушел в тот вечер – и больше я его никогда не видела, – секретарша шмыгнула носом и промокнула платочком слезу.

История повторялась. Опять мужчина за пятьдесят, кабак, свидание тет-а-тет с молодой девушкой. Мое чутье, похоже, мне не изменило. Однако надо было доигрывать до конца затеянную мной мистификацию с выставкой, и я напросился на разговор с директором «Тяжпроекта».

Директор оказался высоченным типом с лошадиным лицом. Довольно быстро мы выясняли, что Марцевич ничего ни про какие картины не говорил и устраивать выставку в своем особняке «Тяжпроект» не собирается. Мне и самому это было не нужно.

Я спросил задушевно:

– Марцевич – мой друг; скажите, как он погиб?

Директор сморщился:

– Ну, раз он ваш друг, вы должны знать о его несчастной слабости, – он выразительно щелкнул себя по горлу, – вот он держался-держался, а потом вдруг запил.

– А что конкретно стало причиной смерти? – настаивал я. – Сердце? Бытовая травма? Печень?

– Диагноз был сердечная недостаточность. Нашли его на четвертый день на лавочке в сквере. К нему долго никто не подходил – он был весь вонючий. А когда проверили, сердце уже не билось. В свидетельстве о смерти так и записали, если я не ошибаюсь: острая сердечная недостаточность.