Много воздуха, или Не роман

Дома, закончив с делами, она снова взяла в руки карандаш. Нет, «стёрка» в деле была чаще. Было ещё сложнее от того, что песня казалась ей следствием «того вечера», их взаимным эхом. И, да, глупо отрицать: Стася хотела произвести на него впечатление. За последние месяцы она привыкла, что Март высоко ценил её стихи. На самом деле, она не до конца верила, что они так уж хороши, но выкладывалась по полной, у неё просто отрастали крылья. Стася снова и снова переслушивала музыку, пытаясь уловить, куда она ведёт, и снова заснула в изнеможении, впрочем, оставив на бумаге пару сносных, на её взгляд, четверостиший. Редко бывало, что иногда во сне ей приходили слова, они казались удачными, чуть ли не гениальными, но утром Стэйс либо ничего не помнила, либо начинала сомневаться в легенде о Менделееве и его таблице: «На самом деле по снам бродят одни словесные галлюцинации».

Утром будильник, как положено – разбудил. За завтраком Стася перечитала плоды вчерашних мучений. Что ж… не так плохо! Что-то в этом явно есть. Ей захотелось немедленно отправить слова Марту, что она и сделала уже на бегу, рискуя опоздать. В метро телефон ловил не надёжно, но её это скорее радовало: дело сделано, можно отдохнуть и спокойно приготовиться к реакции человека, которому она доверяла. Выйдя из метро, женщина нетерпеливо открыла чат. Что?! Две скобочки сдержанной улыбки и ни слова в ответ? Ты серьёзно, парень?! «А мне нравится», – мысленно парировала Стэйс. И написала в чат чуть позже, оправившись от неудачи: «В любом случае, сохрани музыку, она прекрасна».

Глава 10

На самом деле, Стася писала стихи не часто, в основном они приходили по случаю. Если точнее, в те моменты, когда душа болела – иначе и не скажешь – от неразделённой любви, смерти близкого человека, бывало даже, вдогонку уходящему лету… Кто-то сказал: «Потеря – мать творчества», для неё так и было. Стихи приходили как носовые платки, протянутые кем-то сверху, как слова утешения. Видимо сейчас она была недостаточно влюблена или не так уж сильно несчастна и, если подумать, её это устраивало. По сути, вся эта гонка с песнями началась потому, что она втянулась в игру. Ведь Стася никогда не верила, что так просто написать по-настоящему стоящие стихи, схватить Бога за бороду. Нет, это вряд ли. И всё же лёгкая неудовлетворённость осталась: «Ты не смогла. Не такая уж ты и способная, как говорил Мартин вначале… Ну и ладно! Что ни делается – всё к лучшему! – утешала она себя, – Зато я заметила это вовремя. Не переоценить себя – тоже победа, и не влюбиться по уши – тоже надо успеть».

Было уже поздно, когда телефон опять проявил признаки жизни, прилетело сообщение. Стэйс почувствовала лёгкую усталость и подумала: «Мне нечего больше сказать. Я попыталась, больше – нечего». Но телефон уже в руках, свет экрана снова резанул глаза в полутёмной комнате. «Вот, послушай, может быть тебе понравится». Стэйс показалось, что у неё нет больше сил, ни писать свои стихи, ни оценивать чужие, всё немного надоело. Интересно, он когда-нибудь устаёт? Но стрелка в сообщении манила коснуться, включить, и услышать, что же там всё-таки. Вот оно: извечное женское любопытство, с него, помнится, начался род людской…

Звучала прежняя мелодия, всё те же нежные волны качали как на руках и уносили далеко-далеко. Но слова! Женщина не верила своим ушам, из всего, что она знала, ей не с чем было сравнить. Каждая строка была стройной, как будто выточенной из драгоценного камня, но лёгкой, летящей. Глубокий смысл не спорил с нежностью, а как будто защищал её. Страсть угадывалась скорее в томном ритме, не называя, не обнаруживая себя грубо в словах. Песня длилась довольно долго, но Стэйс не хватило времени наедине с ней, она тут же включила повтор и слушала, слушала, чуть дыша, удивляясь и тревожась, как за ребёнка, который впервые встал на ножки. «Откуда?! Как ему удалось? Как такое вообще можно придумать?!»