Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений

Москва, однако, оставалась приверженной позиции, сформулированной в заявлении АА. Громыко от 4 июля 1950 г. В этом заявлении СССР не признавал законность резолюций Совета Безопасности ООН по Корее, обвинял США в агрессии и настаивал на той точке зрения, что конфликт в Корее является гражданской войной и, стало быть, внутренним делом государства, вмешательство в которое запрещено ООН ее уставом. В качестве аналогии заявление приводило пример гражданской войны между Севером и Югом в США в XIX в.[47]

Но наиболее острой критике в советском заявлении была подвергнута Организация Объединенных Наций и ее генеральный секретарь. В заявлении утверждалось, что американское давление превратило ООН в «своего рода филиал Государственного Департамента США», послушное орудие американских правящих кругов. По мнению Москвы, прежде чем принимать резолюцию, санкционировавшую вмешательство ООН в конфликт в Корее, Совет Безопасности и генеральный секретарь организации должны были предпринять попытку примирения воюющих сторон. Такой попытки сделано не было. Вместо этого, генеральный секретарь ООН Трюгве Ли «услужливо помогал грубому нарушению Устава со стороны правительства Соединенных Штатов и других членов Совета Безопасности». Тем самым, гласило заявление, генеральный секретарь продемонстрировал, что он озабочен не столько укреплением ООН, сколько оказанием помощи правящим кругам США в их агрессивных планах в отношении Кореи[48]. Эта критика знаменовала для Ли, отказавшегося от своей прежней политики посредничества между Востоком и Западом и занявшего сторону США в корейском вопросе, окончательную утрату доверия со стороны советских руководителей.

Несмотря на критику ООН и нерешенность вопроса о представительстве Китая в организации, советское руководство посчитало возможным прекратить бойкот Совета Безопасности и возобновить участие в его работе, с тем чтобы, по словам Сталина из его разъяснений Готтвальду, «продолжить разоблачение агрессивной политики американского правительства и помешать ему прикрывать свою агрессию флагом Совета Безопасности»[49]

. Москва приурочила это решение к моменту, когда советский представитель должен был, в силу ежемесячной ротации, занять место председателя в этом руководящем органе ООН. 27 июля Малик информировал Трюгве Ли, что он вернется в зал заседаний Совбеза через пять дней[50]. В своем следующем послании на имя генерального секретаря ООН он предлагал включить в повестку дня первого заседания под своим председательством пункты о признании полномочий представителя КНР и мирном урегулировании корейского вопроса

[51].

Как только 1 августа советский представитель занял председательское кресло за столом в зале заседаний Совета Безопасности и открыл 480-е заседание, он сделал попытку переключить внимание Совета с вопроса конфликта в Корее на проблему китайского представительства в ООН. Малик подверг критике позицию ООН в Корее и, по выражению одного из исследователей, «использовал весь набор издевок и откровенных провокаций», принимая в расчет то обстоятельство, что это заседание, как и последующие, транслировалось вживую по радио и телевидению на всей территории США[52]

. Британский представитель Г. Джебб так описывал советскую тактику в своих мемуарах: «Было ясно, что одним из главных приемов Малика являлось выдвижение повестки дня, с которой никто (из остальных членов СБ – И.Г.) согласиться не мог. Затем в ходе дебатов по вопросу, следует ли принять эту повестку или нет, он произносил часовые речи, разбирая существо каждого нового предлагаемого им пункта. Поскольку все речи переводились последовательно на два языка, это означало, что мы должны были заканчивать заседание, так и не дойдя до самого голосования по повестке. Таким образом, Малику почти удалось превратить Совет Безопасности в посмешище»[53].