Многоточие

Снежана. Проще сказать, живите, девушка, по-тихому, на чудеса не надейтесь. Я эту заповедь уже вызубрила. Не верю, не боюсь, не прошу. Главная тюремная мудрость. И соответственно – не надеюсь. Ни на Господа, ни на верховный суд. Какой бы ни был он независимый. (Помедлив.) Скоро он будет меня судить?

Головин. На той неделе.

Снежана

. Хоть ждать недолго. (Пауза.) Темнеет уже. Еще часок – и вечер за окном нарисуется.

Головин. Куда он денется? Все чередом. Сначала вечер. За вечером – ночь.

Снежана. Читали вы такого поэта – Назыма Хикмета?

Головин

. Читал когда-то. Что это вдруг вы о нем вспомнили?

Снежана. Он в Турции сидел в заключении.

Головин. И не однажды. Правду любил.

Снежана

. Потом написал: «Когда бы вы знали, как тяжки весной вечера в тюрьме».

Головин. Ему удалось из нее бежать. Потом он оказался в Москве. И жил в районе Песчаных улиц. Их переименовали давно.

Снежана. Откуда вы знаете эти подробности?

Головин

. А был у меня знакомый старик. Соседствовал с ним. При встрече здоровались. Случалось даже, что и беседовали. Он мне рассказывал про него.

Снежана. И что рассказал?

Головин. Так… разные мелочи. Всякие, как говорят, мимолетности. Ну что он мог знать? Ничего особенного. Однако же у старца был нюх. И глаз приметлив. Что-то он понял.

Снежана. А что он понял?

Головин. Как вам сказать… Понял, что мается человек. Хотя поначалу все было звонко. Плескание рук и общий респект. Девушку встретил. Даже женился. Поздняя такая любовь. А вот, однако же, что-то не складывалось. Пьесу он написал. И поставили. Как говорят – с немалым успехом. Но почти сразу ее запретили. Я говорю вам… правду любил.