Многоточие сборки

Лицо Ирки осветила таинственная улыбка Джоконды. Юра, который уважал Фрэнка как музыканта и немного пасовал перед его сайгоновским авторитетом, ошарашенно смотрел в одну точку.

– Этой ночью Фрэнка посетило озарение, – продолжая наблюдать за спиной мужа, изрекла Ирка. – Он проснулся, сел на постели и вдруг говорит: «Юлька ведь Андреева»? Андреева, отвечаю. «Так я ведь тоже Андреев, и ты Андреева – значит, мы родственники».

– Может, и родственники, кто знает, – говорю, а сама тяну на себя одеяло. Он ведь, Фрэнк, как сел думу думать, завернулся в одеяло так, что я только что голой не осталась. А у нас в доме сквозняки еще те…

– А раз родственники, да еще она и младше нас с тобой – значит, мы и должны за ней следить, чтобы не обидел никто, чтобы в дурную компанию не попала и вообще...

Я восприняла сказанное Иркой как шутку. Мы посмеялись и разошлись. Но вот что забавно. С того самого дня Ирка и Фрэнк действительно как бы взяли надо мной шефство. Ирка, бывало, так и говорила: «Для Фрэнка ты как младшая сестра, так что я как его жена должна о тебе, младшая сестра, заботиться».

Первое, что сделала Ира, был подгон совершенно потрясающей рубашки, белой в голубую полосу, причем полосы рисовались вручную. Рубашка была такая длинная и широкая, что могла сойти за платье. И что уже было совершенно в Иркином стиле, она вдобавок была и не дошита, так что над этим подарком пришлось еще немного поколдовать, прежде чем прикид стал под стать «Сайгону».

Впрочем, я никогда не хотела походить на этих людей. То есть внешне не хотела походить. В остальном-то они мне очень нравились. Немного освоившись в «Сайгоне», я стала приходить туда в длинной черной шелковой блузе с вырезом, поверх которой красовались бабушкины, тоже черные бусы. Там так никто не одевался, поэтому я оказалась весьма приметной.

Интересно, как Ирка подарила мне ту полосатую рубаху. Был мой день рожденья, я пригласила ребят из театра. После репетиции мы собрались всей компанией и отправились ко мне на Гражданку. Все, кроме Иры, которая в этот день встречала маму. Ирка и Фрэнк должны были пожаловать своим ходом, для этой цели я написала им адрес и нарисовала подробную схему проезда, которую они тут же благополучно куда-то подевали.

Ирка везла с собой Фрэнка до площади Мужества, где он вдруг вспомнил, что договорился с кем-то из знакомых, и сделал ноги, оставив на супругу и подарки, и огромный, чуть ли не с нее размером букет жасмина. Сама же Ира вышла на станции метро «Гражданский проспект», после чего ей оставалось лишь полагаться на собственную интуицию. Из моих объяснений она поняла, что двигаться следует куда-то к концу города, то есть к Суздальскому. Туда она и направилась, запоздало соображая, что даже при наличии в кармане спасительной двушки и нераздолбанных телефонных будок около домов, она все равно не помнит моего номера телефона.

Пройдя первый двор и оказавшись в точно таком же втором, Ирка высунула нос из-за своего невероятного букета и, заприметив мирно курящих в стороне мальчишек, подгребла к ним.

На счастье, она запомнила, что у меня есть младший брат Виталик. Ребята, на счастье оказавшиеся нашими соседями , тут же указали ей путь. И через несколько минут Ирка уже звонила в мою дверь.

Вне и насквозь…

В «Сайгоне» я бывала достаточно часто. Мы договаривались там о квартирных просмотрах каких-нибудь интересных видеофильмов, только что привезенного кем-либо из знакомых или даже незнакомых, кто-то приглашал к себе на лекции и семинары.

Всем актерам, работающим в «До-театре» у Жени Козлова, были розданы толстые тома с различными философскими системами, которые мы должны были прочитать, а затем пересказать своими словами. Не помню, что досталось мне, так как хваталась я за все это новое с жадностью голодного человека; помню лекцию по Фрейду, устроенную Иркой Андреевой.

Точнее, не саму лекцию, а то, как она смущалась, рассказывая, что господин Фрейд говорил, что все мужское похоже на вытянутый предмет, например палка, а женское – на округлое. При этом она никак не хотела объяснить, откуда взялись эти аналогии, хихикая, улыбаясь и то и дело пожимая плечами. А Володя Бойков и Козлов всячески подтрунивали над ней, ожидая катарсиса.

Однажды в «Сайгоне» ко мне за столик присоседился художник, вырезающий силуэты. В тот день, занятая своими мыслями, я не была расположена беседовать с незнакомцами. А тот как назло прицепился к моим прямым волосам и прибалтийскому профилю, называя меня русалкой. За маленький двойной он сделал мне силуэт, утверждая при этом, что вырезает меня из рисунка реальности. Впрочем, потом, должно быть, спохватился и все-таки наклеил белый силуэт на красный картон, из-за чего тот вдруг словно загорелся.

Худой как вобла, с длинными птичьими ногтями и глубоко посаженными глазами – казалось на этого человека можно было смотреть лишь в профиль.

Наверное, он и сам за годы работы с ножницами и тенями сделался схожим со своими бумажными силуэтами.