Попробуем применить эту спинную ветвь френологии к великому кашалоту. Его черепная полость переходит в первый шейный позвонок, а в этом позвонке заканчивается восьмидюймовым конусом спинномозговой канал, имеющий здесь в поперечнике десять дюймов. Проходя из позвонка в позвонок, этот канал сужается, но очень постепенно, еще долго сохраняя свою необычайную толщину. Канал, разумеется, заполнен спинным мозгом — тем же самым загадочным волокнистым веществом, каким является и головной мозг, и непосредственно соединен с черепной коробкой. Мало того, выходя из черепа, мозг на протяжении многих футов сохраняет почти те же размеры в обхвате, что и его головной участок. Так разве же не разумно будет подвергнуть позвоночник кашалота френологическому исследованию? Ведь в свете всего вышесказанного ясно, что необычайно малые — сравнительно — размеры его головного мозга с лихвой возмещаются необычайно большими размерами спинного мозга.
Но, предоставив окончательные выводы на усмотрение френологов, я хотел бы только, приняв на минуту спинномозговую теорию, применить ее к горбу кашалота. Величественный этот горб возвышается, если я не ошибаюсь, над одним из самых крупных позвонков, воспроизводя на поверхности его выпуклые очертания. По местоположению я назвал бы этот высокий горб шишкой упорства и неустрашимости у кашалота. А что великое морское чудовище неустрашимо, в этом вы еще будете иметь возможность убедиться.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Глава LXXXI
«Пекод» встречается с «Девой»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Подошел назначенный судьбою срок, и мы повстречали судно «Юнгфрау», шкипер — Дерик де Деер из Бремена.
Некогда величайшие среди китоловов, голландцы и немцы теперь впали в полное ничтожество, но все-таки время от времени их флаг еще появляется на просторных широтах и долготах Тихого океана.
Неизвестно, по каким причинам, но «Юнгфрау» во что бы то ни стало хотела засвидетельствовать нам свое почтение. Не успев еще сблизиться с «Пекодом», она развернулась, спустила шлюпку, и капитан ее, стоя в нетерпении на носу, а не на корме, был доставлен к нашему борту.
— Что это он держит? — вскричал Старбек, указывая на какой-то предмет, раскачивавшийся в руке немца. — Быть того не может! Неужели лампу?
— Да нет, какая это лампа, — возразил Стабб. — Это кофейник, мистер Старбек. Он плывет к нам, чтобы угостить нас кофейком из своего кофейничка, добряк; видите, вон у его ног стоит большая жестянка? — там у него кипяток. Славный малый этот немец, ей-богу.
— Чепуха — сказал Фласк. — Конечно же это лампа. И жестянка для масла. У него масло кончилось, и он едет сюда побираться.
Как ни странно это может показаться, чтобы китобоец на промысле занимал у встречных китовый жир; и как бы ни противоречило это известной пословице о поездке в Ньюкасл(257)
со своим углем, тем не менее подобные вещи иногда и в самом деле бывают; и в данном случае капитан Дерик де Деер, как и объявил Фласк, безусловно, вез на «Пекод» пустую лампу.Когда он поднялся на палубу, Ахав встретил его своим отрывистым вопросом, словно и не заметил, что за предмет держит в руке гость; но немец на ломаном английском языке очень скоро дал понять, что и не слыхивал никогда о Белом Ките, после чего тут же перевел разговор на свою лампу и жестянку из-под масла, объяснив при этом, что ему, капитану, приходится укладываться по ночам спать в темноте, потому что бременские запасы масла исчерпаны до последней капли и ни единой летучей рыбки не удалось еще покуда поймать, чтобы возместить недостачу; в заключение же он заметил, что его судно сейчас воистину «чисто», как говорят китоловы, то есть пусто, и что поэтому оно вполне заслужило свое имя «Юнгфрау», что означает — дева.
Получив то, что ему было нужно, Дерик отправился восвояси; но не успел он еще приблизиться к своему судну, как на обоих кораблях дозорные почти одновременно заметили китов; и Дерика охватило такое нетерпение, что он развернул свою шлюпку, не теряя времени на то, чтобы переправить на судно лампу и жестянку, и бросился в погоню за живыми запасами лампового масла.
Дичь была обнаружена с подветренной стороны, так что шлюпка Дерика и три других вельбота, спущенные с немецкого китобойца, получили изрядное преимущество перед лодками «Пекода». Китов было небольшое стадо, голов в восемь. Почуяв опасность, они неслись теперь прямо по ветру сомкнутым строем, соприкасаясь боками, точно восьмерка лошадей в одной упряжке. Широкий пенный след тянулся за ними, словно они развертывали на поверхности моря огромный пергаментный свиток.