Матрос мальтиец. И меня, брат, уволь. Какая же пляска без девушек? Только последний дурак станет пожимать себе правой рукой левую и приговаривать: «Здравствуйте». Нет, мне так подавай девушек!
Матрос сицилиец. Вот-вот. Девушек! И чтоб лужайка была! — тогда я готов прыгать хоть до утра, не хуже кузнечика.
Матрос с Лонг-Айленда. Ладно, ладно, привередники, мы и без вас обойдемся. Жни, где можешь, говорю я. Вот сейчас соберем мы ногами обильную жатву. А вот и музыка. Ну, начали!
Матрос с Азорских островов ((появляется в люке с тамбурином в руках)). Держи-ка, Пип. И вот тебе вымбовки от шпиля. Полезай вот сюда! Ну, ребята, пошли! ((Половина из них пляшет под тамбурин; некоторые спускаются в кубрик; другие валяются на палубе среди снастей; кое-кто уснул. Звучит смачная ругань.)) Матрос с Азорских островов ((танцуя)). Давай-давай, Пип! Бей сильнее, малый! Бей веселей, колоти, не жалей! Чтобы искры летели! Чтобы все бубенцы повысыпались!
Пип. Они и так сыплются. Вот еще один оторвался — разве можно так сильно колотить?
Матрос китаец. Тогда зубами брякай да стучи громче. Сделайся пагодой, Пип!
Матрос француз. Веселись как черт! Ну-ка, подыми свой обруч, Пип, я через него прыгну! Эй, лопни все паруса! Рви! Жги!
Тэштиго ((спокойно курит)). Вот это белые люди называют весельем. Гм! Я лично пот проливать понапрасну не стану.
Старый матрос с острова Мэн. Пляшут здесь эти веселые ребята, а думают ли они о том, что находится у них под каблуками? «Я еще спляшу на твоей могиле»
— что может быть страшнее этой угрозы, которую крикнет иной раз нам вслед уличная тварь на перекрестке, где она борется с ночным ветром. Господи! Как подумаешь о позеленевших подводных флотилиях, о грудах увитых водорослями черепов! Ну что ж. Видно, весь мир — это бал, как говорят люди ученые; значит, так и надо, чтобы все плясали. Пляшите, пляшите, ребята, пока вы молоды. Был когда-то молод и я.
3-й матрос с Нантакета. Уф, передышка! — да, это потяжелее, чем выгребать в штиль за китом. Дай-ка затянуться, Тэштиго. ((Они перестают плясать и собираются кучками. Между тем небо нахмурилось; усилился ветер.)) Матрос индус. О Брама! Видно, сейчас нам прикажут убирать паруса, ребята. Небеснорожденный полноводный Ганг, оборотившийся ветром! Ты явил нам свое темное чело, о Шива!
Матрос мальтиец ((развалясь на палубе и помахивая зюйдвесткой)). Глядите, а теперь и волны — в белоснежных чепчиках — принимаются плясать джигу. Сейчас начнут скакать. Вот если бы все волны были женщинами, я б тогда с радостью, мы бы уж наплясались вместе с ними вдоволь. Разве может быть что лучше на свете, — даже царствие небесное, — чем когда мелькают в танце разгоряченные пышные груди, когда прикрывают скрещенные руки такие спелые сочные гроздья!
Матрос сицилиец ((приподнявшись на локте)). Ох, не говори мне об этом! Помнишь, а? на лету переплетаются руки и ноги, покачиваются гибко, в смущении трепещут! Уста к устам, сердце к сердцу, бедро к бедру! Всему есть пища: мимолетное касание. А отведать нельзя, не то наступит пресыщение. Верно, ты, язычник? ((Толкает того локтем.)) Матрос таитянин ((лежа на циновке)). Благословенна будь святая нагота наших танцовщиц! Хива-Хива! О ты, окутанный туманным покрывалом, высокими пальмами поросший Таити! Вот и сейчас я отдыхаю на твоей циновке, но уж нет подо мной твоей мягкой почвы! Я видел, как плели тебя в лесу, циновка! Ты была зеленой в тот день, когда я принес тебя из лесу; а теперь ты вытерлась и пожухла. Горе нам! Ни ты, ни я, мы не можем снести такой перемены! Что же будет с нами, когда мы очутимся на небе? Но что я слышу? Так ревут бешеные потоки, низвергаясь по утесам с вершины Пирохити и затопляя селения! Вот так рвануло! Встанем во весь рост навстречу ветру! ((Вскакивает на ноги.)) Матрос португалец. С какой силой ударяют в борт волны! Готовься, ребята, сейчас будем брать рифы! Ветры только еще скрестили шпаги, а теперь вот начнется самая схватка.
Матрос датчанин. Потрескивай, поскрипывай, старая посудина! Покуда ты скрипишь, ты жива. Молодчина! Старший помощник направил тебя как надо. Он испугался не больше, чем форт, поставленный у входа в Каттегат, чтобы воевать против Балтики пушками, у которых на исхлестанных штормами жерлах запеклась морская соль!
4-й матрос с Нантакета. Да, только и он ведь исполняет приказ. Я слыхал, как старый Ахав учил его всегда резать шквал — вроде как палят из пушки по водяному смерчу, — прямо ударить судном шквалу в самое сердце!
Матрос англичанин. Вот это я понимаю! Да, наш старик — парень что надо. Уж мы ему добудем этого кита!
Все. Верно! Верно!