Мобилизация революции и мобилизация реакции

Так дворяне из русского собрания и полицейские чиновники высшего и низшего полета распределяют друг с другом работу. Одни – гончие, другие – охотники; одни – тявкают, другие – стреляют. Шкуру же «красного зверя» делят сообща. В середине октября произошел целый ряд погромов. Известия о кровавых ужасах, совершенных «черной сотней» в России, облетели весь мир. В каждой почти корреспонденции сообщалось: погромами руководили переодетые полицейские, указывая квартиры, где живут «крамольники». В грабеже участвовали казаки, и поддерживали хулиганов, расстреливая тех, кто смел сопротивляться.

В Твери сожгли здание губернской управы, где несколько служащих сгорело живьем. В Томске подожгли здание, где собрались около 600 железнодорожных служащих: многие сгорели, прочие ранены и убиты. В Одессе войсками и хулиганами убито около 1000 человек, около 8000 – раненых, из которых многие находятся при последнем издыхании. В Иваново-Вознесенске несколько сот вооруженных лавочников, в сопровождении хулиганов, подпоенных местными фабрикантами, казаков и полиции громили квартиры сознательных рабочих и фабричных депутатов, избранных рабочими. Многие убиты, некоторых, сперва, калечили – выкалывали глаза, ломали руки и ноги, а потом уже убивали. И эти зверства кровавым потоком разливались до всей России. Некоторых губернаторов, например, Минского губернатора Курлова, – даже русское правительство, втайне сочувствующее всем этим погромам, было вынуждено отставить. До такой степени чудовищны и откровенны были их злодеяния.

Так осуществляется на деле священный союз умирающего дворянства с умирающей бюрократией. В этом союзе дворянства мало – помалу отходит на второй план: одни бегут за границу из страха перед русской революцией, другие отстают, боясь, что ими вызванное движение против них же и обратится. А признаков, что это именно так и случится, достаточно много. В Тамбове во время погрома местной интеллигенции, один из крупных помещиков, г. К., произносил с балкона благодарственную речь «черной сотне». Через несколько дней в Тамбовском уезде начались крестьянские беспорядки, причем крестьяне разбирали хлеб, как у помещиков, так и у помещиков – черносотенцев. Раз проснулась страсть к разрушению, – ее не остановить ни сыщикам – руководителям, ни их добровольным помощникам: рано или поздно стихийный взрыв злобы и ненависти обрушивается на их же головы. Иногда при самом зарождения черносотенного союза непросвещенные «ученики» бросаются на своих просвещенных «учителей». Вот, например, поучительная телеграмма из Курска:

Курск, 7 ноября. По слухам, собрание «народной партии», в которой предполагалось объединение черносотенцев, с нетитулованными закончилось трагикомически: по вопросу о прирезке крестьянам земли между дворянами и крестьянами возникли пререкания, грозившие закончиться избиением дворян, если бы атому не помешали казаки («Русское слово», № 294).

Некоторые из членов «союза русских людей», напуганные всем происходящим, уже заявили о своём выходе из почтенного общества; они увидели, что ни перо г. Грингмута, ни митра епископа Никона не в силах сохранить за ними насиженные гнезда. Страх толкает их ко всяким «свободам»: не избавила дубина, так, может быть, избавит речь о благе народа. Лишенные веры в силу самодержавного порядка, не видящие союзников, изгнанные из вотчин и деревень крестьянским восстанием, они мечутся из угла в угол, и всюду слышат одно грознее слово: «горит». Почва под ногам потеряна, дороги нет… Так мало – по – малу распадаются и сгнивают «русские собрания» и «союзы русских людей». Барин – крепостник создал их и пригласил себе в помощь губернаторов, сыщиков, хулиганов; при помощи земских начальников и батюшек он постарался использовать весь запас тьмы и невежества, все злые силы, взлелеянные старым порядком. Ему это удалось на короткое время. «Священный союз» заключен: хулиганы с Хитрого рынка наняты и вооружены, а хулиганы из «Московских Ведомостей» пишут для них листки и воззвания. Но этот союз уже и разрушается: создавшие его графы Шереметевы и Бобринские уползают из него, как тараканы из горящего дома. Умирающая бюрократия, однако, остается там и делает «союз русских людей» своим собственным полицейским учреждением, Ну что же, – тем лучше: архитектор, построивший дом на скверном фундаменте и оставшийся в нем жить, первым погибнет под его развалинами. А те массы, которые попали туда по непониманию, с тем большей яростью обрушатся на своих предателей, на титулованных и нетитулованных лжецов. Рублевая подачка и непроглядная тьма – вот сады, соединяющие на минуту Грунгмута, московского оборванца, курского барина и бессознательного курского мужика. Но есть более могучая, всепобеждающая сила: вражда голодного к сытому, обездоленного к богачу. Зовется она – противоречием классовых интересов. И она – то разлучит вороватого барина – черносотенца со случайным черносотенцем – мужиком, – разлучит не на минуту, а навеки.