Модельер

Влад вскочил, выбросил в стоявшее здесь же ведро недоеденный бутерброд с китайской морковкой, на который он потратил в киоске девятнадцать пятьдесят. И со всех ног бросился бежать.

Он нагнал их почти у парадной, под похожей на растение с далёкой планеты отцветающей сиренью. Оба в потёртых джинсах и водолазках с засученными до локтя рукавами. Один в летах, другой моложе, едва ли старше Влада. Для отца и сына разница не такая уж и большая, хотя… У старшего отросший на затылку чуб смешно закручивался спиралью. У молодого правая кисть почти полностью скрывалась в ярком полотняном мешочке, который он держал на весу — наружу торчал только указательный палец.

Следом прошёл внутрь и Влад; перешагивая через лучи света, струящиеся сквозь замызганные окошки, и даже, как будто бы, стараясь наступать в невидимые следы своих поводырей, поднялся на второй этаж. Дверь там была приоткрыта.

— Харибол, прабу!

В прихожей, среди рядов резиновой обуви и валенок, их радостно встретил ещё один лысый человек, маленький, румяный, с огромными пигментными пятнами на макушке — конечно же, совершенно голой. Он одет в белые льняные брюки и такую же рубашку, и выглядел прорехой в пёстром цыганском плаще мироздания, дырой куда-то в туманное ничто.

Все трое обменялись какими-то странными приветствиями, а потом хозяин, посмотрев между плечами старого и молодого на меня, воскликнул:

— О, у нас пополнение!

Двое моих провожатых изумлённо обернулись. Потом переглянулись и расхохотались.

— На то воля Кришны, — сказал молодой.

Если бы Влад не дал обет молчания, он бы смущённо спросил: «Здесь делают лысых людей?», чем наверняка вызвал бы очередную бурю эмоций. Смутиться у него получилось и так.

Влада втащили внутрь, а когда он вышел оттуда спустя двадцать минут, голову непривычно щипало сквознячком. Он сообразил только, что забрёл в какую-то секту, и пока над ухом жужжала машинка, мужчина в летах и хозяин дома наперебой рассказывали о своей религии, а младший улыбался и перебирал в полотняном мешочке чётки.

Странное ощущение завладело Владом. Будто это помещение с аляповыми картинками на стенах предназначено вовсе не для жилья. Всё вокруг было настоящее и громоздкое, словно огромный белый холодильник, а эти люди вместе с их одеждой и обстановкой квартиры походили на наклейку, на легкомысленный магнитик на холодильнике-вселенной. Они словно говорили: «расслабьтесь, друзья, мы здесь ненадолго. Не стоит обращать на нас слишком много внимания».

Напоследок хозяин пытался вручить Владу книгу с очередным лысым человеком на обложке, но тот как можно вежливее выставил перед собой руки. В жизни никто ещё не интриговал Влада так, как эти ребята, но таскать с собой литературу он не может себе позволить. Сейчас он — отшельник мегаполиса, и должен обходиться минимумом вещей. Позже — дал себе зарок Влад — если мироздание предоставит ему такую возможность, он обязательно постарается узнать о них больше.

Спал Влад каждый день на новом месте. Как распускающийся бутон тюльпана демонстрировал одну за другой свои тычинки, так город заводил его всё дальше и дальше от мест, где ходят люди. Влад опасался, что они будут кишеть бездомными, но ничего подобного не происходило. Бездомные искали общества друг друга, он же стремился к одиночеству.

Это был, например, заброшенный чердак, закутки под лестницами в парадных, теплотрасса прямо под открытым небом, на которой чёрной краской были скрупулёзно нанесены рисунки, будто перешедшие со сводов пещеры — сцены охоты на горных козлов и живописный лагерь из бунгало и плясками вокруг огромного костра. Изящные и загадочные, как иероглифы, человечки-из-палочек стоили того, чтобы забрать их с собой, но Влад, следуя данным себе обещаниям, постарался не запоминать даже конкретного места.

Постепенно начала проявляться какая-то система. Мироздание всё чаще приглашало его переночевать под разными мостами или на их опорах, где прохладная вода подползала к самым ногам. Бывало, ночная прогулочная лодка проплывала совсем близко от его убежища. Спать приходилось, приняв позу эмбриона, было очень холодно, но сны приходили светлые и поверхностные. Их хотелось рассасывать под языком, как ириску в далёком-далёком детстве.

Утром солнце всплывало откуда-то из водных глубин — и одновременно восходило в животе Влада, согревая его изнутри.

Бродяжничеству он отдал почти два месяца жизни, до первых холодов. Изучал город под всеми углами… нет не так — медитировал на каждый угол, хлюпая разваливающимися ботинками по лужам, заглядывал в окна. Телеэкраны с той стороны заглядывали в него глазами киногероев или дикторов новостей.

Люди его по большей части не замечали — разве что дети, если их не увлекал гипнотический водоворот мультиков или какая-нибудь игра.

На большинстве окон были решётки, но Влад преодолевал их с безмятежной улыбкой. Он становился на цыпочки, тянулся выше… выше… и перешагивал карниз. Решётка оставалась позади, а в ноздри заползал запах жарящейся на кухне рыбы.