Модельер

Маленькому Владику непременно нужно было починить проигрыватель, чтобы узнать, что же такое деда слушал этими великолепными ушами. Там были пластинки Pink Floyd, ранних Rolling Stones, много свинга и баллад, исполняемых, судя по фотографиям и рисункам, неграми с шикарными улыбками, девушками в мужских рубашках и детскими хорами. Потрёпанные обложки, казалось, можно было использовать в качестве карты города и водить, сверяясь с прихотливыми молниями-трещинками, экскурсии вглубь переулков. Если набрать больше людей с хорошей фантазией, — думал маленький Влад, и большой Влад вспомнил это сейчас очень ясно, держа на руках почти такие же пластинки, можно выйти в пасмурные английские кварталы, или в американский пригород с вонью кашляющих пикапов, в которых проезжали чёрные-чёрные люди в шляпах, и потрескавшимся небом.

Проигрывателю тому суждено было вновь и вновь переживать секунду предсмертных хрипов. Всё, что удавалось извлечь из колонок — помехи и треск, как будто по вращающимся пластинкам, как по колесу, носился добрый десяток бельчат. Может, огрубела от непогоды и времени игла, а может, дело в пластинках, Влад так до конца и не узнал. Но, закрывшись в комнате, он включал массивный агрегат и, устроившись в сумраке на полу возле батареи (розеток был дефицит — приходилось сажать на диету настольную лампу), вслушивался в шумы. Ему мерещились потусторонние песнопения, как будто кто-то посылал на граммофон сигналы сквозь толщу земли, или, напротив, пытался через большие безвоздушные пространства достучаться до него, Влада.

Если казалось, что игла движется по пластинке слишком неровно, можно было немного её прижать. Тогда в комнату врывался звук саксофона, алогичная партия, местами угрюмая, местами восторженная. Словом, такая, какой может быть только жизнь. В конце концов, Влад начинал даже дышать в такт, хотя никакого такта там не наблюдалось. Мальчик пытался создать гармонию своими лёгкими, вдыхая резко, до зуда в ноздрях, запирая в груди воздух, выжидал нужную ноту и отпускал его на свободу.

Так, вспоминая детство, Влад и принёс с балкона с десяток пластинок в картонной упаковке и гремящий проигрыватель, на крышке которого сверкала гордая надпись «SHURE». Что-то там явно разболталось: проигрыватель из его детства, конечно, хрипел и плевался звуками, но никогда не грохотал, как несмазанная швейная машинка. Может, попробовать тоже его смазать?.. Навыков ремонта сложной техники за годы взросления Влад не приобрёл. Зато, благодаря занятиям с кожей и тканью, обрёл пальцы, которыми можно при желании отворачивать гайки, а ещё — лошадиную дозу самоуверенности.

В потайных уголках квартиры обнаружились настоящие сокровища: отвёртки от швейных машинок, болты и гайки, и даже несколько уголков, оставшиеся в наследство от шкафа; синяя изолента, которой Влад собирался замотать погрызенный мышами провод, а ещё — моток медной проволоки, неизвестно как попавший в хлебницу и благополучно там забытый. Влад был хорошим закройщиком и достаточно самоуверенно полагал, что может теперь сшивать этими железными нитками поломанную электронику так же просто, как одежду. Разложил всё это на столе под настольной лампой, водрузил в центр проигрыватель. Но стоило воткнуть вилку в розетку, как всё заработало.

Такого Влад не ожидал: торжественный марш пронёсся по комнате, выуживая из потаённых уголков пыль. Будто ветеран какой-нибудь войны, на старости лет вышедший на свой парад в канун победы — и обнаруживший, что остался единственный, что той войны никто уже давно не помнит, и только дети с восхищением смотрят на распадающийся на лоскуты его мундир и заедающее, но всё ещё боеспособное оружие. Жалко, порох в патронах больше не выдержит удара и температурного воздействия — взорвётся прямо в патроннике. Жалко, время твоё умчалось в прошлое, и даже память за него не цепляется, а скользит, как по чему-то зыбкому… Как бы не взорвалось так же, как может взорваться патрон, в груди твоё сердце.

— Что это за звуки? — спрашивала позже Юля.

— Это музыка! — говорил Влад.

Юля поджимала губы и изрекала:

— Я куплю тебе нормальный музыкальный центр. Какую музыку ты любишь?

Влад застенчиво жал плечами, и Юлия кивала сама себе. Шляться по музыкальным магазинам, или, тем паче, по рынку с развалами дисков, по её мнению, гению не пристало. Она намеривалась своей рукой начертать ему дорогу в мир хороших песен. Но Сав был другого мнения: глаза его светились.

— Это же прекрасно! Ты починил его? Я пробовал, полдня убил, но ничего не вышло.

— Это было не трудно, — вконец смутившись, говорил Влад.