Модести Блейз

— Пока никакого. Просто я хотела бы послушать, что ты обо всем этом думаешь.

— Что я думаю, — повторил он и сокрушенно пожал плечами. — Трудно… очень трудно. Пока я так и не учуял след Габриэля. Я даже толком не знаю, откуда начинать.

— Но мы уже начали, — напомнила она. — Ты еще не видел Вилли Гарвина. Вы не знакомы?

— Я слышал о нем. Говорят, он очень хорош в своем деле. Иначе и быть не может, раз он был твоей правой рукой. — Хаган поймал себя на том, что в последнюю фразу вкралась насмешка, и внутренне выругался, но Модести и виду не подала, что заметила это.

— Да, — согласилась она. — Вилли очень хорош. Я послала его выяснить, где Пако.

— Пако? — переспросил Хаган, потирая подбородок. — Прости, я не так здорово ориентируюсь в криминальной среде. — Он замялся, чувствуя, что это признание только подтверждало ее правоту. Впрочем, она и тут сделала вид, что не обратила внимания на его промах. — Не тот ли это Пако, который когда-то контролировал от твоего имени эти края?

— Да, он руководил нашими операциями от Перпиньяна до Ментона. Севернее Авиньона он не работал. Когда я отошла от дел, то отдала ему этот район. Габриэль же начал действовать именно отсюда. Если это так, то Пако должен что-то про это знать.

— Он будет готов поделиться сведениями?

— Вот разыщем его и все узнаем. — Модести встала, подошла к краю балкона. — Пако любит оставаться в тени. Но у Вилли есть женщина. В общем, Вилли должен ее посетить.

— Она близка с Пако?

— Николь близка с ним настолько, насколько женщина бывает близка с мужчиной. И не потому, что она поет в одном из его ночных кабаков. Хотя голосок у нее действительно неплохой.

— Если Николь — его женщина, неужели она что-то скажет? Я как-то раз помогла ей выпутаться из одного очень неприятного дела, и она осталась мне признательна. Впрочем, и без этого она будет откровенна с Вилли. Да, конечно, Пако дает ей кусок хлеба с маслом, но она просто помешана на Вилли.

— Настолько, чтобы откровенничать с ним насчет Пако?

— Ее откровенность с Вилли не знает границ. — На лице Модести ослепительно сверкнула улыбка. — Но Вилли — джентльмен и не станет торопить ее с признаниями…

— Господи, ну и денек! — развел руками Хаган. — Все занимаются исключительно этим самым…

— Ничего, вскоре у нас появятся и другие заботы, — успокоила его Модести. Она извлекла из кармана халата пачку «Голуаза» и сказала: — Вот выкурю сигарету и буду одеваться. Огонька не найдется?

Хаган похлопал себя по карманам и встал.

— Оставил зажигалку на кухне, — сообщил он. — Подожди, я сейчас.

Оказавшись в комнате, он посмотрел на Модести через открытую балконную дверь. Теперь он увидел ее всю целиком, в профиль, и художник в нем снова дал о себе знать, сосредоточился на игре красок, на композиции. Теплый ветерок играл прядью ее черных волос, и она подняла руку, чтобы привести в порядок свою прическу. Ему захотелось крикнуть ей застыть, не менять позы, пока он не сбегает за альбомом.

Модести повернула голову и с удивлением посмотрела на него.

— Что случилось, Поль? — спросила она.

— Ничего… Сейчас принесу зажигалку.

Он прошел через маленькую спальню, через мастерскую и оказался на кухне. Когда он нашел зажигалку, раздался звонок в дверь.

«Это мистер Гарвин, — подумал Поль Хаган. — Интересно, должен ли я слушаться и его?»

Он открыл дверь, и на него уставилось дуло пистолета. Его держал темноволосый коренастый человек в черном пиджаке, светло-серой рубашке и красном галстуке. На нем также была черная мохеровая шляпа с яркой цветной лентой, и черные ботинки с узкими носами. Лицо у субъекта было квадратное, с маленькими глазами. В руке он сжимал «беретту-бригадир».

Прежде чем Хаган успел что-то сообразить, его мозг зарегистрировал все эти детали, словно объектив фотоаппарата. Затем Поль почувствовал болезненные спазмы в животе — его охватил приступ злости. Злости на себя самого. Последний час он думал не мозгами, а плотью. Модести тоже предавалась чувственным удовольствиям, но она мгновенно переключилась на другой режим, когда, лениво, словно кошка, потянулась и встала с постели. Он же теперь смотрел в лицо смерти именно потому, что продолжал возвращаться памятью к тем упоительным моментам, когда их тела переплелись в экстазе…

Зная, что один из агентов Тарранта погиб, а другой пропал без вести, зная, что они приступили к выполнению важного задания, он, Поль Хаган, открыл дверь, забыв о тех предосторожностях, о которых памятует даже новичок.

Отличное начало, подумал он, но потом выбросил из головы все, кроме человека с пистолетом. Тот выставил палец, приказывая ему отступить в комнату. Хаган подчинился и стал пятиться, не поднимая рук. Человек переступил через порог и закрыл за собой дверь, по-прежнему держа Хагана на прицеле.