Модести Блейз

— На уровне. Как и вся операция, — признала она. — А что станет потом с монахами? Они, конечно, молчальники, но не до такой же степени! Например, они смогут опознать вашу фотографию.

— У них не будет возможности, — сказал Габриэль. — Все исчезнут. «Мария Селеста»[8]. Большая тайна. Но пока от них немало пользы.

— Но ведь может появиться пароход с продуктами, с оборудованием. Наверно, он приходит по расписанию.

— Каждые три месяца. А мы заняли монастырь через четыре недели после последнего прихода. Когда появится следующий, нас уже не будет.

— Значит, у вас нет проблем, — усмехнулась Модести. — Если не считать сбыта. Когда мы это обсудим?

— Когда я буду готов, — сказал Габриэль и приказал Боргу: — Увести. В отдельные кельи. Каждому по матрасу и по два одеяла, а также ведро и умывальник. Двухчасовая прогулка. Трехразовое кормление. Охранник в коридоре двадцать четыре часа в сутки.

Модести уставилась на него, изобразив на лице сочетание смятения и гнева.

— Что, по-вашему, мы можем предпринять? — сердито осведомилась она.

Габриэль открыл крышки обоих ящиков, удалил прокладки и уставился на алмазы.

— Ничего, — сказал он. — Я как раз об этом и позаботился.

Кельи были в разных концах узкого коридора на верхнем этаже, куда вела узкая винтовая лестница. Пленники поднялись по ней в сопровождении Борга и худого испанца с покрытым шрамами лицом. В двери одной из келий торчал большой ключ. Дверь, сделанная из прочного дерева, с небольшой металлической решеткой, была распахнута. Дверь выглядела старой, но не столь древней, как сам монастырь. Модести сделала вывод, что это место в свое время служило военной крепостью.

Борг вошел в келью, бросил на пол матрас и два одеяла. В углу стояло ведро и металлический таз. С потолка свешивалась на проводе тусклая лампочка. В верхнем углу дальней стены имелось маленькое окошко.

Вилли посмотрел на Модести и спросил:

— Как ты думаешь, когда мы будем есть?

— Наверно, через полчаса.

— Отлично.

— Вы будете есть завтра, — проворчал Борг и толкнул Вилли в камеру, потом запер за ним дверь.

В тридцати шагах от камеры Вилли находилась камера, предназначенная для Модести. Она была почти такая же, только у внутренней стены имелся выступ от дымохода, отчего келья казалась меньше.

— Разве Габриэль не велел вам снять с меня наручники? — спросила Модести.

— Никаких указаний не было, — равнодушно пожал плечами Борг.

Модести вошла в келью и услышала, как за ней закрылась дверь и щелкнул замок. Она обернулась и увидела за решеткой лицо испанца. Судя по звуку шагов, Борг уже спускался по винтовой лестнице. Опустившись на колени, Модести стала расправлять матрас и одеяла.

Вилли Гарвин пролежал с закрытыми глазами ровно тридцать минут — он прекрасно понял инструкции Модести.

Затем он бесшумно поднялся и подошел к двери. Осторожно глянув в зарешеченное окошечко, он увидел, что испанец сидит на стуле в середине коридора и при свете единственной лампочки читает книжку в бумажной обложке.

Вилли поднял правую ногу, осторожно потянул за край резиновой оболочки, покрывавшей низ ботинка. Вскоре резина легко отделилась. Затем большим пальцем он отодрал всю оболочку. Не спуская глаз с охранника, вставил ноготь в паз винта, спрятанного в подошве, и повернул. Винт легко поддался. Несколько секунд спустя Вилли извлек металлический стержень с причудливо изогнутым кончиком.

На другом конце коридора Модести тихо звякнула наручниками о решетку. Испанец встал со стула и подошел к двери, уставясь в нее сквозь прутья решетки.

— Можно чего-нибудь попить? — попросила Модести. — Например, воды?

— Завтра, — сказал испанец, отворачиваясь.

— Погодите. Я прямо-таки вся горю.

Двусмысленность фразы заставила испанца снова повернуться к решетке. В его красных глазках загорелся огонек вожделения. Его звали Каналехос, и его фотография имелась в досье Модести. Она прекрасно знала, что это за человек. До Габриэля он работал на ОАС и слыл большим специалистом по допросам с пристрастием. Особенно он любил работать с женщинами. Модести встречалась с двумя женщинами, которым удалось выжить именно потому, что они быстро сломались. Впрочем, если бы те, кто скончался в застенке у Каналехоса, могли обменяться впечатлениями с теми, кто уцелел, они, возможно, решили бы, что судьба оказалась к ним более благосклонна.

— Ну, в чем дело? — спросил он.

— Труба от кухни проходит через камеру. Она пышет, как печка. А я даже не могу снять свитер.

Жестом он велел ей отойти от двери, и Модести тотчас же подчинилась. В замке повернулся ключ, и Каналехос вошел в камеру, сжимая тяжелый охотничий нож.

— Подними свитер спереди, — приказал он.

Модести неловко стала стаскивать липнувший к телу свитер.

— Повернись.

Она подчинилась. Он задрал свитер сзади, забросив его ей на голову. Пальцы ее правой руки нащупали конго, зажатое под левой подмышкой. Несколько минут назад она извлекла это оружие из своего шиньона.

— Повернись.