Модный дом госпожи Морель

Этот мир так стремительно переделывал меня под себя, что это просто потрясало. Я не ожидал подобной реакции; мне до последнего казалось, что всё это просто странный сон, который вот-вот закончится, и я вернусь в свою обычную, ничем не примечательную жизнь. А теперь вон оно что…

- Да, ты права. Я сказал «Дамиано», - сдался я. – Я теперь тоже не могу выговорить своё имя. Занятно…

- Выходит, наши миры – как отражения друг друга. Попав в это отражение, ты должен играть по новым правилам, - пожала плечами Элла. – И вынужден привыкать… Я понимаю, что это непросто, но…

- Всё нормально, - улыбнулся я. – Привыкну, конечно же. Сначала будет неловко, а потом втянусь. Просто… Наверное, ты понимаешь, как это, когда твой мир меняется, и у тебя остается только необходимость кое-как существовать в четко определенных рамках. Это… Не скажу, что неприятно. Просто мир вокруг не такой, каким я привык его видеть. И я сомневаюсь не только в том, что когда-то увижу родной дом, а и в том, что я его хотя бы не забуду.

- А надо ли помнить?

Я пожал плечами.

- Не знаю, Элла. Но если дереву отрубить корни, оно ж не будет зеленеть, правда?

Она ничего не ответила. Только взглянула на меня в последний раз и вновь повернулась к своей швейной машинке, словно подумала, не стала ли сама тем самым деревом, которому отрубили корни.

Глава шестая. Элла

Я не чувствовала себя вдохновенной уже много месяцев. Конечно, что-то шила, потому что не хотела прощаться с этим полезным навыком и забывать, как делаются элементарные стежки, но по большей мере делала что-то простое, предназначенное для повседневного обихода. Я словно потеряла интерес к шитью, просиживая в четырех стенах и прогуливаясь по круглому саду, скрытому от посторонних глаз за стенами башни.

С появлением Дамиано мой мир переменился так стремительно, словно прежний был лишь пылью, и её смахнул решительный порыв ветра. В голове теперь одна за другой вспыхивали идеи, и я впервые пришла в комнату желаний с четким пониманием, что именно мне нужно.

На самом деле, у этой коробки, в которой появлялись загадываемые мною рулоны ткани, были свои недостатки. Я могла попросить самую нежную, самую тонкую, самую дорогую материю на свете, и получила бы её в первозданном виде, готовую к шитью, но мне надо было знать о её существовании! Я не могла гулять по широким рядам, скользить кончиками пальцев по краям рулонов и делать выбор. Всё, что я создавала, шло исключительно от меня, и пока я была пуста, идеи не приходили тоже.

Сейчас, впрочем, эта проблема исчезла. Все мои мысли занимали новые задумки, и я озвучивала их комнате желаний до тех пор, пока она не перестала отзываться на мой зов, требуя энергетической перезарядки. А потом, перетащив всё созданное в комнату для шитья – Дамиано, разумеется, помог мне с этим, - взялась шить.

Мужчина сидел рядом, как будто любуясь на то, что я делала. Мы много говорили, рассказывая друг другу о себе. Мне пришлось немало пояснить ему о местном мироустройстве, он учил меня новым словам, которые казались неестественными, чужеродными, но всё равно складывались в одну общую картину и помогали осознать свой, да и чужой мир гораздо лучше.

В какой-то момент, впрочем, Дамиано сморил сон. Меня же не смущало даже то, что за окном стало совсем темно. Я с упоением шила, соединяла ткани, кроила, меняла что-то в фасоне, усаживала по фигуре манекена.

Ткани наслаивались одна на другую. Платье получалось смелее, чем всё то, что я видела прежде, но с появлением в моей жизни Дамиано у меня с глаз как будто пелена упала. Теперь я представляла себе мир совсем иначе… Ярче.

Дамиано дремал рядом, устроившись на софе, и его присутствие как-то незримо успокаивало и настраивало меня на нужный лад. Впрочем, мне самой спать совершенно не хотелось. Я творила, и переполнявшее меня вдохновение было, пожалуй, лучшим, что я испытывала за много-много месяцев, проведенных в этой ужасной башне.

…За окном рассвело, когда моё платье наконец-то хоть немного приблизилось к той задумке, которую я держала в голове. Сложное, состоявшее из множества деталей, оно при этом казалось мне на диво элегантным. Обычно я не испытывала такой гордости за то, что создавала, но сейчас…

Это было платье для меня. Бордово-алое, украшенное мелкой россыпью алого бисера и крохотных полудрагоценных камней, оно казалось мне почти вызывающим. Я понимала, что, делая его облегающим, словно перчатка, сильно рискую, что фасон этот, может быть, излишне смел, и все привыкли к более пышным платьям, но мне почему-то хотелось сделать его именно таким. Впрочем, привычная пышность всё же была; к поясу на талии крепились дополнительные слои ткани, и широкие юбки полукругом лежали вокруг силуэта. При желании их можно было и запахнуть, но основной вызов я видела именно в том, чтобы и спрятать, и открыть женскую фигуру одновременно.