Мое чужое лицо

«Я понимаю, что вы приняли меня за сумасшедшую» — написала она в ответ на его предложение обратится к психологу. «Но будьте откровенны — вы сами всегда ли в ладу с самим собой? Вам никогда не приходилось совершать ничего, что не давало бы вам покоя по ночам? Что вгрызалось бы в вашу душу, сея сомнения в правоте? Мы с вами, в общем-то, похожи. Вы постоянно чувствуете себя в ответе за жизнь других людей, я тоже, только я в ответе за ту часть себя, которая пытается выжить. Если бы вдруг вы осознали, что способны помочь мне, что ваша протянутая рука способна оказать ту самую поддержку, которая мне необходима, сделали бы вы это не задумываясь? Или сначала взвесили бы последствия, риск, продумали всю ситуацию, оформив её привычные и понятные составляющие? Возьму на себя смелость предположить последнее. Вы не способны на риск без оглядки. На спонтанные действия. На попытку взглянуть на ситуацию без стандартных предрассудков. Вы не способны на страсть. И это очень печально.

Другой вопрос — это ли ваша настоящая сущность? И бываем ли мы вообще настоящими в этой жизни? Во всяком случае, мне не совсем ясно, может ли мы быть настоящими в присутствии хотя бы одного живого существа? Лично мне кажется, что я постоянно вынуждена разыгрывать роли ,отражая ожидания окружающих. Психологи говорят, что это нормально, что это называется «принять общечеловеческие правила общения». Но я не хочу такой нормальности. Я хочу найти такое место, такого человека, с которым я могу быть самой собой, позволить всем ролям отлипнуть от меня. А вы? Вы к этому не стремитесь?

Хотя, трудно сказать, что останется от нас, когда все роли отпадут, раздев нас до гола, обнажив саму искренность. Позволю себе надеяться, что то, что останется, будет представлять интерес хотя бы для того человека, который позволил снять маски.»

Артем перечитал письмо несколько раз. Нет, на сумасшедшую похоже не было. Но и на обычного пациента тоже. Этот человек пытался вытянуть его на ответ, на какие-то действия, и в то же время, она задавала вопросы, поднимая смутные переживания, о которых он не любил задумываться, списывая их на сентиментальность и слабость. Совершал ли он что-либо, не дающее ему покоя по ночам? Она пишет так, словно знает точно — есть червь, гложущий его сомнениями. Есть тайна, тщательно оберегаемая от чужих глаз. Даже себе тяжело признаться в своих подозрениях. Она права, мы редко бываем честны даже перед самими собою, не говоря уж о других. Впрочем, есть шутка, что единственным местом, где можно ни во что не играть, есть и остается гроб. Тогда к чему искать ее — искренность? Только для того, чтобы разворошить старые раны?

Письмо странным образом задело его. И хотя было ясно, что это не обычная консультация, ему непременно захотелось ответить ей.