Мое имя Офелия

Покинув Кале, я держалась оживленных дорог. Купцы и торговцы, направляющиеся по делам в Париж, обгоняли меня, они скакали галопом на гораздо лучших конях. Я часто оказывалась среди паломников, мужчин и женщин, богатых и скромных, говорящих на многих языках, подобно строителям Вавилонской башни. В такой компании никто не обращал внимания на мою странную речь. Мое мужское обличье также позволяло мне оставаться незамеченной. Оно давало мне возможность смотреть на всех окружающих меня людей; такое свободное поведение не разрешалось придворным дамам. В дороге и в гостиницах я изумлялась разнообразию рода человеческого, множеству людей со странными манерами, в чужеземных одеяниях, отличающихся друг от друга больше, чем пестрые цветы на всех лугах Дании. Я чувствовала себя мелким существом на обширном гобелене природы. Вскоре я перестала бояться, что меня схватят.

По дороге на меня никто не нападал, даже в тавернах и на постоялых дворах, где, благодаря моему мужскому наряду, я избежала похотливых приставаний мужчин. Тем не менее, как и все путешественники, я опасалась воров. Однажды ночью, в гостинице, я заподозрила одного, одноглазого мужчину, который старался быть незаметным, в том, что он посягает на мой кошелек. Мне не очень-то хотелось прибегать к кинжалу, поэтому я подружилась с одним подвыпившим монахом, достаточно могучим, чтобы служить мне защитой. Было вполне обычным, что несколько путешественников ночевали под одной крышей, но когда монах предложил разделить со мной постель, у меня вырвался вопль ужаса, который едва не выдал меня. Поэтому я провела бессонную ночь на полу и размышляла о том, что этот вечер стал бы хорошим сюжетом для одной из непристойных новелл из тех, которые так любила Гертруда.

Я не подумала о том, что путешествие сопряжено с таким количеством неудобств. У меня болели ноги и спина, так как я не привыкла долгие часы ехать верхом. Дни и ночи становились все холоднее, и утром моя одежда покрывалась инеем, а ноги немели. Я не умела разводить огонь без тлеющих углей, поэтому зависела от добрых паломников, которые позволяли мне согреться у их костров. Я промокала насквозь под дождем и дрожала, пока одежда не высохнет на мне. Мой конь покрылся грязью, а башмаки заскорузли от нее. Я не могла раздеться и поплавать в реке, даже постирать рубаху, опасаясь выдать свой настоящий пол. Однажды я дорого заплатила за корыто с водой и за крохотный номер на одного в гостинице, где смогла смыть с тела дорожную пыль.

Несмотря на отчаяние и грязь, слабое обещание надежды сияло передо мной подобно лучу солнечного света, пробивающегося сквозь полог леса. В дороге я впервые почувствовала, как во мне шевельнулся младенец. Мектильда не ошиблась. Во мне вспыхнула надежда, и я поверила, что Горацио удастся победить безумие Гамлета и помирить его с моим братом. Что Гамлет призовет Клавдия к ответу в суде лордов. Потом он восстановит достойное правление в Дании, вернет себе законную власть и станет всеми любимым королем. Гертруда освободится от страха перед Клавдием и примирится с сыном.

Поэтому, пока я месила грязь на дорогах, одна среди чужих людей, мои мысли неслись по пути, усыпанному примулами. Я представляла себе, что Гамлет пришел в себя и узнал от Горацио, что я жива. Он найдет меня, и снова начнет ухаживать, вымаливая мою любовь. Прощу ли я его? Какое задание заставлю совершить для этого? Когда он докажет, что достоин меня, я предъявлю ему ребенка и полюбуюсь его радостью. Я вернусь в Данию в качестве королевы, любимой Гамлетом и народом. Несмотря на свое жалкое положение и неуверенность в том, что ждет впереди, надежда в моей груди строила планы и рисовала будущее, такое же героическое и счастливое, как в тех сказках, которые я читала в книгах.