Мое имя Офелия

– Зачем ты так истязаешь себя? – спрашиваю я ее, стараясь не отпрянуть от этой разорванной, сочащейся кровью плоти.

– Если я буду умерщвлять свое тело, то достигну единения с Христом, который в своих страданиях и в смерти стал единым целым со всем человечеством, – отвечает Тереза.

– Я не думаю, что Бог желает страданий для сотворенных им людей. – Я пытаюсь спорить с Терезой, но ее веру не поколебать моими доводами.

С окровавленной, изрезанной спиной, Тереза засыпает, стоя на коленях, уткнувшись лицом в кровать. Тогда я смазываю ее истерзанное тело маслом. Я зову Анжелину и мать Эрментруду, чтобы они помогли приподнять ее исхудавшее тело, и пока они поддерживают ее голову, я вливаю ей в рот струйку бульона.

– Она хочет умереть. Какое безумие овладело ею? Какое горе заставляет ее лишить себя жизни? – умоляющим тоном спрашиваю я мать Эрментруду. Я вспоминаю отчаяние Гамлета, от которого я не в силах была его исцелить. Я не должна позволить Терезе уничтожить свою жизнь. – Я пытаюсь ее вылечить, а она постоянно мне сопротивляется!

– Успокойся, Офелия! Мы должны молиться, чтобы к ней вернулось здоровье, – отвечает мать Эрментруда с печальным лицом.

На еженедельной мессе священник поднимает тонкий ломтик хлеба и произносит слова: «Это тело Христово». Я думаю о Терезе, легкой, как пресный хлеб, и смотрю на свое собственное тело, несущее груз двух жизней. Я боюсь боли, боюсь мучений, которые могут даже привести к гибели, во время родов. Вот почему я хожу в церковь. Вот почему я выполняю обряд Причащения. Несмотря на то, что мать Эрментруда знает о моих сомнениях, она мне это позволяет. Мой живот уже большой, и я осторожно поднимаюсь по лестнице к перилам. Когда отец Альфонс видит меня, он краснеет до самых корней своих редких волос вокруг тонзуры. Я протягиваю к нему сложенные ладони, но он не хочет давать мне хлеб. Я жду и не желаю уходить.

– Когда Елизавета носила ребенка, она навестила свою родственницу Марию, которая носила во чреве Христа. И ее не прогнали, – говорю я тихим, скромным голосом. Изабель только вчера прочла мне эту историю из Евангелия.

– Воистину, ты не Святая Елизавета. И уж конечно ты не пресвятая Дева Мария! – шепотом отвечает священник, и его шипение разносится по всей церкви.

– Бог милосерден, а вы нет, – отвечаю я, глядя прямо в его слезящиеся глаза – Кто вы такой, чтобы отказывать мне в его милости? – Я удивляю даже саму себя, осмеливаясь спорить со священником во время мессы. Пять месяцев жизни в монастыре, в каком-то смысле, улучшили мое образование, хоть и не прибавили покорности.

Священник настолько ошеломлен, что не может ответить. Он отводит взгляд, сует мне в руку хлеб и отшатывается от меня, словно прикоснулся к огню. Я его пугаю, как сумасшедшая пугает тех, что считает себя психически здоровыми.

После службы я останавливаю отца Альфонса, когда он поспешно выходит из церкви.

– Пожалуйста, я прошу вас причастить нашу служанку, Терезу. У нее лихорадка, и она слишком слаба, чтобы прийти в церковь.

– Мне нужно идти, я спешу, – говорит он, не соглашаясь остановиться.

– Вы должны спешить к ней, чтобы принести к ней Христа, – говорю я, повышая голос от негодования. Он не в состоянии оспорить это, и идет за мной в келью Терезы. Я наблюдаю, как он кладет тонкую облатку в ее сухие губы и подносит ей чашу, что-то бормоча по-латыни. Я удивляюсь, что крошка хлеба на языке наполняет Терезу заметной радостью. Капли красного вина во рту вливают энергию в ее хрупкое тело, и, кажется, унимают боль. Ее лоб под моей рукой становится прохладным, а дыхание легким. У меня появляется надежда, что она еще может выздороветь.

Я каждый день начинаю проводить много часов возле Терезы, так как мой груз стал слишком большим, и мне тяжело его носить. Когда Тереза не спит, я ей читаю; когда засыпает, я тоже отдыхаю. В это зимнее утро по монастырю разносится слух. Подобно тому, как испуганная птица пугает людей, одного за другим, эта новость будоражит и служанок, и монахинь. Ее передают шепотом те, кто спешит в церковь, и она переходит от одной сестры к другой вместе с хлебом и сыром во время полуденной трапезы.

На общем собрании в тот вечер слух подтверждается. Мать-настоятельница сообщает нам, что граф Дуруфль едет в монастырь. Он узнал, что одна из обитательниц беременна. Кто ему сообщил, эконом или священник? Или Маргерита? Нет, даже она выглядит бледной и испуганной. Говорят, что Дуруфль в ярости, потому что под угрозой репутация монастыря. Он грозится лишить нас своего покровительства и заставить монастырь закрыть двери.

Еще худшая новость – он едет не один. Вместе с ним приезжает епископ Гарамонд, а в его власти осуществить все, чего пожелает Дуруфль.

Глава 45