Мое поколение. Друзья встречаются

После наводящих разъяснений Рыбакова задача была благополучно разрешена. Заборщиков усердно выписал все пять вопросов, потом оглядел тетрадь, как оглядывает победитель поле битвы, потом вдруг задумался, глянул в окно, а за окном как раз торчала вывеска заводской лавки, потом послюнил карандаш и, злобно на него нажимая, приписал: «И шестой вопрос, спрашивается, между прочим, на сколько купчишка рабочий народ нагрел и насколько его брюшина подросла? А также задача неправильная из-за того, что ежели указанный мироед укупит товар по девять гривен аршин, то продаст не меньше, как по два целковых, хотя рабочий человек выделал её за двугривенный, а может, и того меньше».

Яша Полозов, давно решивший задачу и нетерпеливо заглядывающий через плечо соседа, вдруг рассмеялся и крикнул:

— Во, в самую жилу!

Тут же он вскочил с места и, выхватив у Заборщикова тетрадку, прочел вслух его приписку.

Рыбаков несколько растерялся, услышав этакие примечания к железным законам арифметики. Но тут же вспомнились ему напутствия Новикова перед первым уроком, и он обрадованно усмехнулся. Только теперь стал ему понятен смысл этих напутствий и смысл утверждения, что общие интересы учителя и учеников очень скоро пойдут дальше сложения и вычитания. Предсказания Новикова начинали сбываться, и скорей, чем мог себе Рыбаков представить.

Новиков, которому вечером Рыбаков пересказал шестой вопрос Заборщикова, рассмеялся и выкрикнул почти мальчишески весело:

— Прекрасный вопрос. Честное слово, прекрасный вопрос. Кто этот Заборщиков? Он марксист, честное слово, марксист, даже если он не прочел ни одной страницы Маркса. Безошибочное классовое чутье. Он учуял, что стоимость в конечном и последнем счете есть известное отношение между людьми, как, впрочем, и капитал. Он провел прямую линию, отделив купца и фабриканта от тех, кто «выделал» материю за двугривенный. Он учуял, что деньги лишь затуманивают общественную связь между производителями, объединенными рынком; он учуял «грабеж его труда». Он снимает туманные оболочки прямым, смелым ходом. При этом он раскрывает механизм экспроприации производителя, обнажает противоположность интересов производителя интересам экспроприаторов. А это всё дает содержание уже научному понятию классовой борьбы. Понимаете! Разве это не здорово? А? Скажите, разве на этом материале нельзя развернуть перед ними блестящей страницы классовой борьбы — борьбы рабочего класса с его извечным врагом — буржуазией, капитализмом?

Новиков быстрым шагом прошелся по комнате, на лету отмахнул волосы назад к затылку, щипнул взблеснувшую золотом бородку, остановился напротив Рыбакова, схватил за руку, утащил в угол, забаррикадировал стулом и не выпускал до тех пор, пока не начинил общими и беглыми сведениями о формах стоимости, о прибавочной стоимости, о рынке, о его роли и месте при капитализме. Потом вдруг прервал себя и сказал с неожиданной настойчивостью:

— Приглядитесь, Митя, к этому Заборщикову, приглядитесь внимательнейше.

После этого он принялся выспрашивать о других учениках вечерней школы на лесопилке, а на следующий день принес Рыбакову пачку брошюр и велел потихоньку передать их Полозову.

Рыбаков принял поручение с охотой, с волнением, с гордостью. Целый день он был рассеян и взбудоражен, даже о гимназических делах как-то меньше думал. Время от времени, вспомнив о заброшенных делах, с горячностью принимался за них, но вслед за тем мысли опять возвращались к удивительной арифметике Аверьяна Заборщикова, к Яше Полозову. А потом так и пошло всё вперемешку, сплетаясь в одно, и, переступая границы гимназических дел, он уже не чувствовал резкости перехода. Школа на кыркаловском заводе мало-помалу и незаметно становилась таким же своим делом, как и всё, что происходило в гимназии.

Глава восьмая

ДЕВИЧНИК

Она не появлялась больше.

Илюша прибегал с урока и ещё на кухне спрашивал:

— Аня не приходила?

— Нет, — грустно отвечала Софья Моисеевна, — не приходила.

Илюша стоял в шинели, не опуская поднятого воротника, не снимая фуражки.

— Разденься же. Что ты стоишь как гость.

Он нехотя раздевался и подсаживался к столу. Софья Моисеевна принесла ужин. Во время ужина и после ужина он всё время посматривал на дверь. Он прислушивался к каждому шороху в сенях. Она должна прийти…

В томительном ожидании он просиживал до глубокой ночи и, засыпая, все продолжал прислушиваться.

Так прошло уже три дня. На четвертый он вернулся домой раньше обычного. Он пропустил урок у Жоли Штекера, чего раньше никогда не делал. Ему казалось, что Аня может прийти как раз тогда, когда он будет у Штекеров, и, не застав его дома, уйдет. Но и сегодня её не было.

Он постоял на пороге комнаты, потом повернулся и молча вышел.

— Куда ты? — обеспокоилась Софья Моисеевна, выбегая следом за ним в сени.

Он не отвечал, кажется, даже не слышал вопроса…

Бабка Раиса, увидя его, переполошилась.

— Нету её, — зашамкала она, махая на непрошеного гостя руками. — Нету.

Илюша остановился, держась за скобу открытых дверей. Он не мог уйти.

— Нету? — повторил он недоуменно: — Как нету?