Мое проклятие

Завтрак не обед. Многочасовых сборов не требует. Не было ни помпезных украшений, ни подчеркнуто роскошного наряда, ни сложной высокой прически. Легкое бледно-розовое утреннее платье, милое, уютное, с округлым небольшим вырезом, без особых украшений, лент и оборок. Волосы нарочито небрежно сколотые на затылке, так, чтобы открыть длинную изящную шею. И образ отчаянно юной, хрупкой, беззащитной сирры завершен.

Потупив взгляд, неторопливо выплыла во двор, гадая, пришел сиятельный или еще нет.

— Здравствуй, Кэти. — Глубокий мужской голос бархатом скользнул по коже, обволакивая чувственной лаской. — Рад тебя видеть.

Медленно подняла ресницы. Безучастная. Бесстрастная. Бесчувственная.

— Доброе утро, — произнесла отстраненно. Помедлила, слегка нахмурилась и исправилась: — Доброе утро, гос-по-дин.

Постаралась, чтобы последнее слово прозвучало особенно бесцветно, бездушно, словно из уст большой заводной куклы. В воздухе точно вихрь ледяной пронесся — я внутренне невольно поежилась, видя, как мрачнеет и застывает до этого улыбающееся, оживленное сиятельное лицо.

Вдруг ярко высветилось давнее, почти стершееся со временем воспоминание, кольнув грустью и смутным чувством вины.

В школе я каждое лето ездила в гости к бабушке в маленький южный городок. Солнце, фрукты, море, свобода, общение с друзьями с утра до позднего вечера и танцы до упаду на открытой площадке одного из местных клубов, куда во время курортного сезона пускали и тинейджеров.

С высоким кареглазым пареньком, симпатичным и веселым, мы познакомились именно там. Он не отходил от меня весь вечер, а на прощание, ловя взгляд, взволнованно спросил: «Завтра придешь?» Столько лет прошло, имя мальчишки забылось. Зато я отчетливо помню, как сладко замерло сердце, каким ликованием наполнилась душа, когда поспешно кивала в ответ. Зачем надо было делиться с подругой? Завидовала та или просто хотела сделать гадость, сейчас трудно сказать. Но она заставила пообещать, что с парнем из чужой враждебной компании я никогда не стану ни встречаться, ни разговаривать.

Многие события детства канули в прошлое, казались теперь смутными, расплывчатыми, обрывочными, но это так и стоит перед глазами. До сих пор слышу его ликующее: «Ты пришла!» и свое глупое, гадкое: «Не к тебе». Как наяву вижу увядающую улыбку, меркнущие глаза. И обжигает стыдом, отвращением к себе. Я поклялась тогда, что никогда больше не обижу того, кто доверился, раскрылся навстречу.

А вот сейчас…

Прикрыла веки, не желая видеть расстроенного лица Саварда.

Хотя что, собственно, сейчас?

Сиятельный уж никак не похож на робкого паренька. Да и о доверии с открытостью между нами речи пока не идет. Совсем. Стиснула зубы, прогоняя неуместные в данный момент воспоминания.

— Что случилось, Кэти? Тебе плохо? — встревоженный голос Крэаза, и сразу же резкое: — Ниор, приведи целителя. Немедленно!

— Не надо, все в порядке. Минутная слабость, не больше.

Только Гарарда мне сейчас недостает. Они, конечно, о чем-то там договорились с Кариффой, но кто знает, как мэтр поведет себя, когда хозяин станет задавать прямые конкретные вопросы.

Обозначила на губах блеклое подобие улыбки. Как ни странно, Саварду этого хватило. В несколько шагов преодолел разделяющее нас расстояние, взял за руку, легким поцелуем коснулся пальцев и потянул к столу.

Уже опускаясь на стул, услышала:

— Ты права, Гарард подождет. Сначала завтрак, потом осмотр целителя.

Поесть действительно не помешало бы. Это мягко говоря. А если откровенно, аппетит у меня был просто волчий. Хотелось проглотить все, что видела, без разбору, главное — чтобы побольше. После ночи, проведенной с сиятельным, я уже второй день испытывала сильное чувство голода. И тут не как «у людей».

Обычно у нормальных сирр наступает сонливость и отвращение ко всему, в том числе к пище, а меня, наоборот, тянуло насыщаться, наслаждаться едой и жизнью. Такими темпами вместо флегматично-анемичной иссохшей от страданий мумии Крэаз получит задорную, развеселую толстуху. Вот сюрприз-то будет. И не факт, что приятный.

Слава всем богам, слова Саварда хоть на время, но отбили аппетит. Да и навязанная самой себе роль бессильной, апатичной дамы обязывала. Так что я вяло ковырялась в тарелке, стараясь не встречаться взглядом с соседом по столу, и печально размышляла о том, что изображать кислую особу, чахнущую во цвете лет, будет гораздо труднее, чем думалось поначалу. Если «господин» задержится в доме, пусть ненадолго, спалюсь однозначно.

— Тебе пришелся по вкусу мой подарок, Кэти? — негромкий вопрос отвлек от грустных мыслей.

Осторожно покосилась на мужчину, стараясь ничем не выдать недоумения.