Мое собачье дело

Так уже через полтора года он принял рукоположение и новенький, пахнувший свежей известью местный приход. Новая жизнь увлекла отца Симона, но вот с поиском того самого человека для ангела, который ему не прекращал сниться, была проблема. Подберет он вроде бы подходящего кандидата: и бухает, и изменяет – казалось бы, бери его тепленького и заботься, спасай. Но ангел чуть ли не каждую ночь дышал керосиновым перегаром и недовольно морщился. «Неужели, отец родной, не видишь, кого ты мне подсуропливаешь? Да, пьет, да, неверен, но в приход твой ходит регулярно и хотя бы пытается стать человеком. А мне нужен такой, чтобы оторви и выбрось. А для этого оторви, пожалуйста, свою пятую точку и отправься в мир. Да там и сыщи мне моего человечка».

– Вот, Витенька, пришел в твой мир на поиски овцы заблудшей, – вывалил священник, – ты же помнишь про мою проблему. По мне так все это редкостная хухуендия, но тем не менее!

– У моей бабули была поговорка, – произнес задумчивый Вольф, – было у старика и старухи три сына: Тарас, Эдик и Антон.

При этом он еле заметно рассмеялся, стараясь не смотреть на смутившегося одноклассника.

– Дурацкая поговорка, – ответил Симон.

– Ну это тебе размагнититься надо, – сказал Вольф и достал из-под стола бутылку армянского коньяка. Симон залпом осушил потерявший надежду на заваривание стакан горячей воды и, отплевавшись крупными чаинками, пододвинул его к начальнику питомника. Дождавшись, когда ему нальют до половины, он выпил коньяк и, перекрестившись, довольно отрыгнул.

– С богом, – Вольф улыбнулся и впервые с момента прихода незваного гостя посмотрел на него без нервозности.

– А все это из-за того проклятого гипсового мальчишки и его подруги с веслом. Помнишь, они на входе там стояли когда-то? Я же тогда только стал священником, а меня уже позвали на это адское мероприятие. Ходил по кургану, где их закопали с кадилом, и молитву творил. Он тогда мне из-под земли на дудке своей играл и смеялся надо мной… сволочь. И еще ангел этот все снится и снится… тоже сволочь.

– И что же тебе во сне этот ангел рассказывает до сих пор, все о том же просит?

Вольф попытался убрать начатую бутылку под стол, но священник требовательно скуксился и ткнул пальчиком в пустую тару, давая понять, что обедня еще не окончена. Выпив вторую, отец Симон продолжил:

– Ангел этот не такой, как изображают на сводах храмов. Он какой-то дурацкий что ли. И знаешь, что самое интересное?

Вольф безучастно посмотрел на остатки коньяка в бутылке и лужи за окном:

– И что же?

– Он пьет керосин и носит в большой стеклянной банке младенца. Нет, ну ты можешь себе такое представить?

Вольф присел напротив и устало спросил:

– Антош, а ты в Бога-то веруешь? Не по уставу вашему, а сердцем, сам, искренне? По-настоящему.

– Чего? – переспросил отец Симон.

– Когда-то в детстве я долго приставал к бабушке с расспросами о том, где же все-таки живет Бог. Когда уровень моей надоедливости достиг критической массы, бабушка отмахнулась и ляпнула, что он живет в колодце. Тогда я влез в большое оцинкованное ведро и попросил двоюродного брата опустить меня в эту бездну. Оказавшись на дне в царстве сырости, холода и уныния, я аккуратно дрейфовал на поверхности ледяной колодезной воды, стараясь удержать равновесие. Не найдя там ничего кроме мха и нескольких лягушек, я крикнул брату, чтобы он поднимал меня. Но никто не ответил. Я начал стучать зубами от холода и неистово дергать мокрую ледяную цепь, притороченную к ведру. Но брат не отзывался. Я поднял голову вверх и… увидел его.

– Кого? – Мишкин пьяно икнул, вытаращив на одноклассника любопытные глаза.

– Он смотрел на меня из черного бесконечного космоса, абсолютно не моргая. Его лицо было обрамлено сияющими звездами, а улыбка источала тепло и свет. Вдруг он выплюнул маленькую звездочку, и она с неба опустилась ко мне на дно колодца. Я подхватил ее трясущейся от холода ладошкой и прислонил к груди. Звездочка заискрилась, заморгала и с шипением протиснулась между ребер, разливаясь по телу теплой волной. Брат бросил меня, забыв в чреве ледяного колодца, и когда через несколько часов меня вытащил отец, замерзшего и осипшего горлом, я обнял его и прошептал синими губами:

– Папка, а бог не живет в колодце, бабушка обманула. Бог живет в сердце и смотрит на нас изнутри.

– И как же он выглядит, этот твой бог? – спросил отец.

– Как ты, – сказал я, и звездочка в сердце приятно кольнула, тренькнув колокольчиком.

Симон вновь пьяно икнул и, заплакав, признался:

– А ко мне на службу в основном черти приходят, а сил выгнать из храма нет. А ангел этот говорит, что я должен взять человека, который якобы для него, и исповедовать. Ну, чтобы ангел мог стать ангелом-хранителем, понял? А ты в курсе, что у всех падших ангелов на Земле нет ни имени, ни отчества, только фамилия? Вот у того, что мне снится в кошмарах, фамилия Сидоркин. Есть у тебя в твоем собачьем ведомстве конченые личности, требующие спасения и участия ангела-хранителя?

Вольф задумался.