Могила

Но спустя довольно большой по ощущениям промежуток времени тупая боль в левой руке привела меня в сознание. Я не смог пошевелить ей. Я открыл глаза и увидел лишь тьму. Я почувствовал боль и оцепенелость по всему телу.

Я медленно поднялся, чиркнул спичкой, нашел свечу, зажег ее и посмотрел на часы. Они остановились. Я не знал, сколько времени провел без сознания. Все звуки бомбардировки стихли. Некоторое время я стоял и слушал, но не смог услышать ни одного звука.

Мой взгляд упал на лестничный проход. Я застыл в тревоге. Конец землянки, где был проход, был наполовину завален грунтом.

Я подошел посмотреть поближе. Ход был полностью засыпан землей от самого низа, и сверху не поступало никакого света. Я полез по проходу в другое укрепление, хотя и помнил, что его завалило. Я внимательней осмотрел обвалившиеся балки. Между двумя из них я почувствовал легкое движение воздуха. Здесь был выход на свободу.

Я попытался сдвинуть балки, насколько смог, имея одну рабочую руку, но смог лишь вызвать небольшой обвал земли, который заполнил щель. Я быстро принялся копать, пока снова не ощутил движение воздуха. Возможно, это единственное место, где я смогу получать доступ к свежему воздуху.

Я был убежден, что раскопать любой из проходов будет несложно, и, к тому же, почувствовал голод. К счастью, здесь имелся неплохой запас консервированной еды и черствого хлеба, так как офицеры хранили свою провизию именно в этой землянке. Я также обнаружил бочонок с водой и около дюжины бутылок с вином, качество которого я оценил достаточно высоко. Как только я удовлетворил свой аппетит и прикончил одну из бутылок вина, на меня навалилась сонливость, и, несмотря на сильную боль в левой руке, я быстро уснул.

Время, которое я сегодня выделил на эти записи, подошло к концу. После того, как я выполню свою дневную норму раскопок завтра, я буду писать снова. Но моему разуму уже легче. Помощь, несомненно, скоро прибудет. В любом случае, через две недели я высвобожусь сам. Я уже откопал половину лестницы. И моей провизии хватит на такой же срок. Я разделил ее так, чтобы хватило.

Вчера после раскопок писать не захотел. Моя рука причиняет сильную боль. Думаю, я слишком часто ее использую.

Сегодня я был с ней осторожен, и она чувствует себя лучше. Но я снова обеспокоен. Дважды за день в местах, где упали балки, сильно просела земля, и каждый раз проход заваливало таким количеством земли, которое я могу убрать за целый день. Еще два дня добавилось ко времени до моего высвобождения.

Провизию нужно растянуть на более длительное время. Ежедневная порция уже и так очень мала. Но я продолжу со своим расчетом.

Когда я пришел в сознание, я запустил свои часы, и с тех пор вел счет дней. На второй день я провел инвентаризацию еды, воды, дров, спичек, свечей и прочего и обнаружил достаточный запас, которого хватило бы, по крайней мере, на две недели. В тот момент я не рассчитывал задержаться в своей тюрьме дольше, чем на несколько дней.

Либо враг, либо мы -- кто-то обязательно займет высоты, говорил я себе, поскольку это очень важная позиция. И кто бы ни взял холм, им придется глубоко окопаться, чтобы его удержать.

Так что для меня расчистка любого из проходов была лишь вопросом нескольких дней, и единственные сомнения были по поводу того, найдут меня друзья или враги. Моей руке стало лучше, но использовать ее толком я не мог, поэтому я провел день, читая старые газеты, найденные среди съестных припасов, и ожидая помощи. Каким я был глупцом! Если бы я принялся за работу с самого начала, я был бы на много дней ближе к своему освобождению.

На третий день меня начала раздражать вода, капающая с крыши и просачивающаяся сквозь стены землянки. В тот момент я проклинал эту мутную воду, как часто проклинал подобные неудобства в землянках и раньше, но, похоже, я еще возблагодарю эту воду, и она спасет мне жизнь.

Но она внесла много дискомфорта; я потратил день, чтобы переместить свой матрас, запасы еды и воды, свечи и прочее в боковой проход. Он был расчищен на десять футов и, находясь немного выше землянки, был более сух и удобен. К тому же, в щель между балками проникал воздух, и я надеялся, что крысы не будут слишком беспокоить меня по ночам. Еще один день прошел в бесполезном ожидании помощи.

Только к четвертому дню я почувствовал настоящую тревогу. Внезапно врезался в сознание факт того, что я не слышал звуков оружия и не чувствовал тряски земли от ударов с тех самых пор, как роковой снаряд обрушил вход. Что означала эта тишина? Почему я не слышу звуков сражения? Было тихо, как в могиле.

Какая ужасная смерть! Быть погребенным заживо! Волна страха захлестнула меня. Но воля и разум вернули самообладание. Со временем я смогу раскопать себя собственными усилиями.

И несмотря на недееспособность левой руки, я провел остаток того дня и два последующих, откапывая выход и таская землю в дальний угол землянки.