Могила Таме-Тунга

Следующим актом трагедии было превращение прекрасной индианки Ин в грозную мстительницу. Это совпало с движением в Баии рабов-негров и индейцев за свое освобождение. Ин собрала и вооружила тайно купленным у португальцев же оружием большой отряд разноплеменных индейцев, в котором находилось много женщин, помогая повстанцам в борьбе с королевскими войсками.

Словно легендарная властительница амазонок Конори, Ин храбро нападала на португальские гарнизоны, отряды карателей, уничтожала многочисленные экспедиции искателей сокровищ Диаша. Головы побежденных врагов Ин привозила в пещеру Лоха, которого индейцы прозвали Справедливым, в честь далеких предков.

Текли годы, слагаясь в десятилетия, в века. Иные ветры дули над Амазонией.

Калапало — потомки воинственных современников прекрасной Ин превратились в племя мирных охотников. Об их героическом прошлом напоминало лишь название — охотники за черепами — да ритуальные игры и танцы. Мирному укладу жизни нынешних калапало ближе стал культ Лао Белозубого — культ памяти достойных людей племени, чья жизнь заслуживает подражания, нежели культ Справедливого Лоха с его призывом к мести, к кровопролитию. Справедливый Лох превратился в грозное, но более отвлеченное верховное божество. На его пещеру было наложено табу, и некогда широкая тропа к ней заросла…

Ример немало поработал мачете, чтобы добраться до входа в пещеру, хотя он был там совсем недавно. Пэйн предпочел роль стороннего наблюдателя и уселся в тени, поглядывая, как потный Ример расчищал от щебня узкое отверстие.

Пещера оказалась значительно больше и выше, нежели хижина Лао Белозубого. Здесь не было колонн-сталактитов, отражавших свет, и поэтому делавших первую пещеру более светлой. Капище Справедливого Лоха, вырубленное в темно-красном граните, с полом, покрытым толстым слоем черного крупнозернистого песка, было мрачным.

Посреди пещеры на постаменте стояло большое серебряное блюдо, а на нем — засушенная голова Роберио Диаша — Справедливого Лоха. Великий искусник-колдун сумел сохранить поразительную точность этого уменьшенного в пропорциях лица, живость выражения которого не могло исказить даже время.

Волевой абрис узких губ, прямой нос с чувственным изломом ноздрей, высокий лоб мудреца, опирающийся на крылья мохнатых бровей, прижатые к черепу не по-мужски маленькие уши, полуприкрытые темными кудрями и, главное, кожа, сохранившая естественный цвет, свежесть, фактуру — приковывали внимание, вызывали стремление разгадать сложный характер этого человека, понять, чего в нем было больше — честолюбия, упорства, стойкости или мстительности. Два темно-голубых аквамарина, вставленные в глазницы, оживляли лицо, придавали ему выражение глубокой задумчивости. Это было так поразительно, что от иронического настроя Пэйна не осталось и следа. Теперь он уж чуть ли не с трепетом разглядывал содержание ниш, выбитых в стенках пещеры.

Там стояли пожелтевшие черепа в натуральную величину, набитые золотыми самородками, монетами, драгоценными камнями или полупогруженные в сосуды с какой-то темной окаменевшей массой.

— Что ж, народная молва не зря назвала Роберио Диаша Справедливым Лохом. Он не только справедлив, но и великодушен. Не правда ли, мсье? — нарушил тишину Ример.

— Справедливый Лох сохранил побежденным врагам их помыслы, желания — все, о чем они мечтали, чего добивались при жизни. Одни хотели богатства — Справедливый Лох дал им золота, драгоценностей столько, сколько может вместить их череп. Другие тешились видом горячей человеческой крови — Справедливый Лох утопил их в собственной крови… А вот то, что осталось от моих друзей.

Ример подошел к другому постаменту, стоявшему против Справедливого Лоха, откинул разноцветный лоскут, оказавшийся британским флагом, и показал на две засушенные и уменьшенные головы с золотыми дублонами на глазах.

— Отец и сын Фостер все же были достойными людьми. Я сохранил им человеческий облик. Дублоны на глазницах — символ того, что золото затмило их разум…

Мрачная обстановка капища, вид оскалившихся черепов, казавшихся непомерно великими, при сравнении с уменьшенными размерами голов Диаша и Фостеров, угнетающе подействовали на Пэйна.

— Уйдемте отсюда, мсье Ример, прошу вас! — взмолился он. — Я не могу здесь больше дышать. Это чудовищно, жутко и… неприятно!

И Пэйн поспешил к выходу.

Всю обратную дорогу до реки француз молчал, не отвечая на реплики Римера. Молча, ничем не выдав своих чувств, встретил он сообщение Лакастры о смерти капитана Моора. Также молча он, вместе с Римером и Лакастрой, копал могилу. Лишь когда тело капитана было засыпано землей, Пэйн сказал Римеру:

— Вы жестоки, мсье! Я вас больше не желаю знать!