Могила Таме-Тунга

Но странно, ни один из них никак не реагировал на радостные возгласы Руи. Они ответно улыбались, тоже похлопывали Руи по плечу, но все это было с какой-то натяжкой, неестественно. Просто они не узнавали Руи. Они не помнили не только Руи, но даже того, что было с ними вчера. Они знали только сегодня. Это были люди сегодняшнего дня.

— Нет, Эваристо, это бесчеловечно! Нельзя превращать людей в животных! — шепнул Гароди другу.

Грасильяму эта сцена тоже, видимо, была неприятна, и он попросил Макалуни «вернуть пленникам прошлое». Макалуни кивнул головой Ленде. Знахарь вынул из прически заостренное перо, обмакнул его в бутылочку и слегка кольнул Кано в плечо.

Дальше произошло как в фильме-сказке «Спящая красавица». Укол пером Ленды подействовал, словно поцелуй принца на спящую красавицу. Кано провел ладонью по лицу, будто снимая пелену, оглянулся вокруг, поморгал, как спросонья, и радостно воскликнул:

— Руи! Здорово, дружище! Что с твоей рукой?

Отега, очнувшись от забвения, выругался. Антонио зевнул и громко рассмеялся, словно до него только что дошел смешной смысл давно рассказанного анекдота, а Лоренцо занялся чисткой своих ногтей. Аманчио, Касава и другие негры-носильщики встали, испуганно поглядывая на белокожих: нет ли среди них Железного Капитана.

Когда столь несложная процедура возвращения из небытия закончилась, Грасильяму рассказал всем, что с ними случилось, что племя лакорийцев миролюбиво, не желает никому зла, но вместе с тем вынуждено принимать кой-какие меры безопасности.

Вождь племени Макалуни отпустит всех на свободу, если они поклянутся больше сюда не приходить и никому не говорить, где они были. Через несколько дней на север в Сантарен отправится Саор и с ним могут идти все, кто пожелает.

Руи отвел свою компанию в сторону.

— Что будем делать, ребята? — спросил он, закончив свой рассказ о приключениях на могиле Таме-Тунга.

— Я думаю, нам надо уносить свои ноги отсюда подальше. Черт с ними, и с этим проклятым золотом, и с белокожими индейцами, и с их полоумными друзьями — учеными старикашками, — мрачно сказал Лоренцо, вычищая грязь из-под ногтей.

— Выходит, все наши труды и лишения пропали даром? — подумал вслух Отега.

— Может, все-таки этот ихний здоровенный высушенный старик-вождь не поскупится, даст каждому из нас на первое обзаведение по горсти другой камешков? — продолжил Антонио мысль Отеги.

— Ну, а ты как думаешь, Кано? — спросил Руи.

— Я склоняюсь к тому, что сказал Лоренцо, — отозвался Кано. — Не знаю, как вы, ребята, а я решил покончить с прошлым. Может, даже и не стоило нам возвращать память? Жили бы мы и жили здесь как на Копакабане, разве что без девочек и кашасы. А если подумать, то, может, это и к лучшему, а? Я, конечно, не откажусь, если этот сушеный вождь ссудит нас на дорогу золотишком или алмазами, если у него куры этого добра не клюют. Но клянусь вам, ребята, плюньте мне в глаза, если я еще когда займусь грязным делом. Если вернусь — обоснуюсь где-нибудь в городке, женюсь на тихой вдове, открою табачную лавочку и пропади все пропадом!

— Ну, а ты, Руи, сам как думаешь? Что ты решил? Может, скажешь? — спросил Отега.

— Я? — задумчиво переспросил Руи. — Я решил навсегда связать свою судьбу с лакорийцами. Им я обязан жизнью и не хочу оставаться неблагодарным. Я последнее время много думал, ребята, и пришел к мысли: человек рожден для добра. Я должен им помочь. Думается мне, что и вы не откажете мне. Но прежде чем я расскажу о задуманном деле, вы дадите мне клятву: если то, что я скажу, окажется вам не по душе, сразу же забудьте о нем, будто вы ничего и не слышали. Вы никому не обмолвитесь об этом, хотя бы вам поджаривали пятки.

— Ладно, ладно! Вываливай, Руи. Небось, не первый день знаешь нас, — послышались голоса. — Говори!

Руи рассказал, какая угроза нависла над лакорийцами, но они решили не сдаваться.

Он, Руи, поможет им в этом. Он отправится с Саором в Сантарен, оттуда проедет в Манаус или Обидус, отыщет приятеля Агурто — Одноглазого Чарли, заключит с ним договор на поставку из Венесуэлы полсотни «пиримпимпимов» с достаточным запасом патронов, нескольких ящиков гранат, кольтов, пары пулеметов. Потом все это он доставит лакорийцам, чтобы они могли защищаться. Если кто из них хочет идти с ним, Руи готов принять, так как знает, что все они парни надежные. Но пусть помнят, что никакой платы за это не будет.

— Значит, Руи, как я понял, ты предлагаешь нам рисковать шкурой за чистую идею, так? Ведь, не дай богоматерь случиться, за такое полиция навесит лет двадцать каторги? — иронически опросил Отега. — Стоит ли того твоя идея? Я лично считаю, что нет, но коль тебе эта идея дороже денег и шкуры, то считай, старина, я — с тобой! Знаешь, Руи, в душе ты мне всегда чем-то нравился. В тебе есть что-то такое, чего нет во мне. Случайно, твой отец не был миссионером?

— Ты, Отега, стал стареть, что ли? Уж очень речистым становишься, — вмешался Кано. — Может, твой папаша был лектором общества «За народную трезвость»?

Короче, Руи, я — твой с ушами!