Мой адмирал

А ещё тебя беспокоили в нашей тогдашней переписке вопросы этики. Помнишь? (Это даже удивительно, что уже тогда тебя волновали два, может быть, самых сущностных вопроса профессии и нашей жизни в искусстве.)

Ты писал, что об этике надо заботиться постоянно: «Детей учат мыть руки перед едой не один день, и даже не два-три дня, учат на протяжении определенного времени, до тех пор, пока это не становится для них привычкой, жизненной необходимостью! Так ведь? Собственно, так же должно быть и с применением „Этики“ Станиславского… А вот, например, то, что делается актерами во время театрального действия, совершенно напрочь убивается обстановкой, энергетикой и отношением „закулисья“ во время самого спектакля. Всё это, естественно, транслируется в зал, и я сейчас наблюдаю явное непонимание или недопонимание этой ситуации со стороны коллег-актеров и со стороны работников технической поддержки спектакля. Это ведет к тому, что во время спектакля обстановка и отношение „закулисья“ зачастую не только не помогают тому, что транслируется в зал, не помогают атмосфере, но и очень легко убивают всё на корню».

А я тогда тебе написал:

«В нашей театральной жизни проблема заключается не только в атмосфере вокруг идущего спектакля, но она гораздо шире… Любить искусство, чувствовать свою художническую миссию – вот что главное. Именно идею о миссии я пытаюсь внушить студентам на последних наших курсах (но признаюсь, это слабовато получается). А вот до этики вокруг спектакля, о чем ты пишешь, надо ещё дожить. До этого ведь есть еще репетиции, есть серьез театра по отношению к тому, что хотят сделать режиссер и художник и, конечно же, прежде всего актеры…»

Но и сегодня, Костя, мне приходится задумываться об этике в нашей театральной жизни. И в каком смысле? По-моему, самое неэтичное нынче – это заниматься в театре или в кино ерундой, развлекаловкой, «лишь бы не скучно». Если зритель уходит после спектакля равнодушным, о какой этике можно говорить? А ведь сейчас это модно. Как бы, упаси Бог, не «морализировать», как бы оставить зрителя «свободным»? Но, я спрошу, свободным от чего? От чувств, от каких бы то ни было волнующих мыслей? А если есть устремленность к смыслу, напряженный поиск человечности, тогда и «закулисье», и поклоны после спектакля, и любое наше интервью, и весь ритм творческого бытия актера – всё становится безукоризненно этичным. Впрочем, зачем я это пишу тебе? По первым секундам твоего появления в спектакле, в любом кадре фильма видно, что хочет сказать зрителям Хабенский. Ты добавляешь в любой творческий проект смысл. А в бессмысленных делах вообще не участвуешь.

Вот что я захотел добавить к нашему разговору об этике. А вообще, скучаю по тебе. Мы виделись последний раз уже больше года назад и, помнишь, договаривались, что ты дашь у меня в мастерской два-три урока по работе актера в кино.

Жду. Позвоню, напомню.

Любящий тебя В. М.