Мой адрес – Советский Союз!

Хлестков оказался улыбчивым, мог и пошутить, но подсознательно я чувствовал, что за видимым добродушием скрывается достаточно жёсткий человек, которому на пути лучше не становиться. И я не видел в этом ничего плохого, если эта суровость идёт во благо обществу и стране. Но пока при нашем знакомстве у генерал-майора не было повода её проявлять, напротив, был повод меня похвалить, что он и делал. Рядом стоял Хомяков, улыбаясь краешком губ. Он меня и вызвонил в общежитии вечером, не успел я вернуться из Каунаса, и сопроводил сегодня к Хлесткову.

Встреча с начальником УКГБ заняла не больше десяти минут, Алексей Александрович сразу извинился, что не может уделить больше времени, так как весь в делах. Но мне и десяти минут хватило, чтобы, так сказать, проникнуться. И потому кабинет руководства областной «ЧеКа» я покидал со скрытым облегчением. Ну и с грамотой в руках.

– Зайдёте ко мне? – спросил Хомяков, когда мы покинули приёмную. – Мне, в отличие от Алексея Александровича, пока торопиться некуда. Чайку попьём, расскажете, как съездили.

Я согласился. Мне тоже особенно торопиться было некуда, меня Борисов с учёбы ради такого случая, как визит к генерал-майору КГБ, освободил на весь день.

Чай у Виктора Степановича, которого мне так и подмывало с первой нашей встречи назвать Черномырдиным, оказался неплохим. И ваза с печеньками порадовала, потому что печеньки оказались домашними и очень вкусными.

– Супруга моя, Нина, увлекается этим делом, – объяснил майор. – Она вообще хозяйственная. У нас под Свердловском дача, шесть соток, так там ни одного сантиметра свободного, всё засажено. Огурцы, помидоры, чеснок, смородина, клубника… Всё лето, считай, там живёт в домике, который больше похож на сарай. А ей нравится. И по осени в нашей квартире антресоли и шкафы забиты её закрутками. Ну и печёт всю жизнь, сколько я её знаю, это ещё Нину мама её научила. Заранее, так сказать, готовила к семейной жизни. Да вы ешьте, не стесняйтесь, Нина у меня чуть не каждый день то пирожки, то печенья печёт. Когда только успевает, при её-то графике работы… Она у меня на «скорой», ей и ночами частенько приходится дежурить. Короче говоря, у меня уже вошло в привычку коллег по работе подкармливать, потому что если я буду всё это есть – то скоро в дверь перестану пролезать.

Он улыбнулся, я улыбнулся в ответ, мол, понимаю, как трудно держать себя в форме с такой домовитой женой.

– А дочка у нас, старшеклассница, та вообще подальше от всех этих выпечек держится, у неё спортивная гимнастика, там каждый лишний грамм во вред идёт, – добавил Хомяков.

А то я уж было подумал, что у них с Ниной нет детей. Оказывается, есть, да ещё и гимнастка.

– Евгений Платонович, неужели вам не интересно, что было в той папке? – неожиданно сменил тему майор.

– В какой? – не понял я в первый момент.

– Да в той, которую выкрали из замурованного тайника в подвале Дома отдыха, а вы тех грабителей задержали.

– Ах, эта… Интересно, – не стал врать я. – Но мне сказано было забыть про неё – я и забыл.

– В общем-то, не такой уж и большой секрет, потому что следствие затягивать не стали, материалы уже переданы в суд. Мои литовские коллеги думают, что суд будет открытым, показательным. А судить будут некоего Брониуса Пятренаса. В годы войны он работал на немцев, но сбежать не успел, а своё личное дело зачем-то спрятал в подвале здания, где во время немецкой оккупации было что-то вроде следственного изолятора. После войны перебрался в Вильнюс, сменив имя и фамилию, стал Миколасом Казлаускасом, устроился на фабрику, отпустил усы и бороду… Да-да, это отец Йонаса Казлаускаса, которого вы задержали. Сын родился перед войной, но и для него, я так понимаю, удалось сменить как минимум фамилию.

– И отец попросил сына выкрасть из подвала его личное дело, – предположил я.

– Верно, вам не откажешь в проницательности, – кивнул Хомяков. – Не знаю, почему Пятренас не уничтожил своё личное дело сразу же, когда была такая возможность, а решил спрятать его. Может быть, надеялся, что немцы вернутся, и ему будет что им предъявить… Не знаю подробностей всей этой истории, но сын знал о прошлом своего отца.

– А жена?

– Жена у него умерла во время войны.

– Ясно… Казлаускаса-младшего и его подельника тоже будут судить?

– Будут, но позже, на отдельном процессе.

– Как думаете, что грозит этому, как его… Пятренасу?

– Опять же не знаю всех подробностей, но коллеги сказали, что он лично расстреливал евреев. Уже одного этого хватит для высшей меры.

Да, сколько верёвочке ни виться… Но ведь каков, четверть века скрывался от правосудия! И, наверное, каждый миг своего существования боялся разоблачения. Не позавидуешь… Но возмездие его всё-таки настигло. Ибо, как говорил Леонардо да Винчи: «Кто не карает зла, тот способствует его свершению». Это я где-то в интернете вычитал, в память и запало.