- Та, что больше, условно называлась "девушка в вечернем наряде". Условно, потому, что это все мы ее так называли. На ней была изображена некая молодая женщина, сидевшая в кресле в длинном черном атласном платье, украшенном белым кружевом и нитками жемчуга, а на голове у нее была маленькая шляпка с крупными перьями. Датирована картина была или 1916, или 1918 годом, точно уже не скажу. А вторая, поменьше, изображала пухлого малыша в длинной зеленоватой воздушной рубашке, сидящего на сером коврике с розами и играющего с белым лохматым щенком, на ней было написано "Ирма, 1931". Подпись на пропавших картинах, как и на остальных трех испорченных, стояла что-то вроде "Кош", написанное латиницей.
- А почему ты решила, что они не представляют ценности? - решил уточнить Дмитрий.
- В конце девяностых годов, во время очередного экономического кризиса, дядя Юра, Олин папа, решил сдать эту пару картин в антикварный салон, в надежде получить за них приличную сумму, но там сказали, что картины рисовал неизвестный художник, да еще в двадцатом веке и предложили такие смешные деньги, что их решили не продавать. К ним привыкли, они всегда здесь висели. Жаль, что остальные испортили, мне они нравились, очень милые пейзажи.
Геля вздохнула и продолжила:
- Не смотря на то, что дедушка был известный хирург, они с бабушкой жили скромно. Все, что есть в доме, представляет скорее семейную ценность, чем реальную. Дедушка не любил роскошь, единственной его страстью были книги. Как ты знаешь, здесь внушительная библиотека.
- Эти картины, - обвела она рукой стены гостиной, - уже были тут, когда дедушка с бабушкой вселились в квартиру. Те, что в других комнатах, подарены ему благодарными пациентами.
- А кто юридический владелец квартиры? - осторожно спросил Дима.
Геля усмехнулась:
- Ты подозреваешь в убийстве кого-то из нас? Выбор у тебя небольшой. Из нас, тут только я и Митя.
- Геля, не ерничай, - оборвал ее Дима, - я должен это знать.
- Ну, хорошо, - согласилась она, - по бабушкиному завещанию, квартира доставалась ее дочерям: моей маме и тете Вере. Так как тетя Вера погибла вместе с бабушкой, то ее доля разделилась между Олей и Таней. То есть получается, что половина квартиры принадлежит моей маме, четверть Тане, а Олина доля, в том же размере должна перейти Мите. Я не знаю, что будет с квартирой дальше, не уверена, что кто-то захочет здесь жить после того, что случилось.
- Я все посмотрел, - прервал их разговор, вернувшийся в гостиную Митя, - все ценности вроде на месте, ну кроме картин, а еще я не могу найти мамин телефон. Пробовал позвонить, он отключен.
- Бред какой-то, - думал Дима, потирая пальцами лоб, - убиты два человека... Ради чего? Ради пары картин неизвестного художника и сотового телефона? Убиты оружием военного времени. И зацепиться не за что.
Из раздумий его вывел звонок в дверь. Митя пошел открывать.
- Ой, а я иду из булочной, смотрю, у вас свет горит. Решила, дай зайду, проверю, все ли в порядке, - донесся из коридора чуть дребезжащий старческий голос.
- Спасибо за беспокойство, Ираида Максимовна, мы проверяем, что у нас украли, - ответил ей Митя.
В гостиной появилась благообразная пожилая дама с седыми кудряшками и в шерстяном бордовом платье, с заколотой под воротником камеей.
- Вас еще и обокрали? - ужаснулась она. Увидев Гелю, запричитала, по щекам у нее поползли слезы:
- Ой, Гелюшка, горе какое. Олюшка, Женечка, такие хорошие, такие добрые. За что же их... Картины попортили. Что ж делается... Страшно же как...
Геля подошла к ней, обняла и сказала:
- Ираида Максимовна, не волнуйтесь. Лучше познакомьтесь, это следователь Дмитрий Павлов, - представила она Диму и показала на того рукой. - Он расследует это дело.
Ираида Максимовна достала из кармашка белый кружевной платочек, промокнула слезы со сморщенного личика и смущенно проговорила: "Ну ладно, я пойду, не буду вам мешать", - и, чуть шаркая ногами, покинула квартиру.
Дмитрий выглянул в коридор и, убедившись, что она ушла, спросил у Гели с Митей:
- Это ваша соседка, которая подняла тревогу?
Геля подтвердила:
- Да, это Ираида Максимовна Красикова, очень приятная бабушка. Живет здесь практически всю жизнь. По крайнее мере, сколько я себя помню, она всегда здесь была. В этом доме из "старых" жильцов уже никого не осталось: наши, Красикова и еще две семьи из соседнего подъезда. Дом старый, первый этаж заняли под офисы, остальные целыми этажами выкупили люди с большими деньгами, я уже практически никого здесь не знаю.
- Она одинокая, эта Красикова? - поинтересовался Дима.
- Нет, - возразила ему Геля, - живет с взрослым сыном. Замужем она не была, других подробностей ее жизни я не знаю. Знаю, только, что работала медсестрой. Олина семья поддерживала с ней хорошие отношения.
- А что знаешь про ее сына?
Геля задумалась:
- Зовут Эдик, то есть Эдуард, ему 55-56 лет. Одно время был преподавателем в строительном техникуме, сейчас тоже как-то связан с подростками. Я редко его вижу. Он странноват, очень замкнутый, всегда здоровается сквозь зубы.