Мой балет

«Всего два месяца просуществовал «Светлый ручей» на сцене Большого. 6 февраля 1936 года газета «Правда» обрушилась на «Ручей» зубодробительной статьей, которая называлась «Балетная фальшь». После нее спектакль сняли. Всю работу раскритиковали грубо, несправедливо. А незадолго до этого Шостаковича выстегали в печати за формализм его оперы «Леди Макбет Мценского уезда». Газетные вырезки обеих статей, «Сумбур вместо музыки» и «Балетная фальшь», летали за кулисами Большого словно потревоженные осы. Не забуду день, когда Шостакович впервые появился в театре после этой газетной инквизиции. Он судорожно тискал какой-то сверток, то и дело нервно почесывал затылок. Никто из нас не знал, чем это все может кончиться: в те годы после такой статьи человека могли назавтра расстрелять. Ведущая балерина в проклятом властями балете, я неуклюже попыталась подбодрить автора:

– Не сокрушайтесь, Дмитрий Дмитриевич, обойдется.

– Я все принимаю, делаю все, что просят. Просят заниматься этим – хорошо, занимаюсь этим, – ответил он, голос его дрожал, он заикался, у него тряслись руки.

И добавил запомнившиеся мне на всю жизнь слова:

– Основное для меня – сохранить себя в искусстве.

Я поняла непростой смысл этих слов лишь через много лет: главным являлась музыка, поглощавшая все его существо. Его гений требовал выхода. Само творчество для Шостаковича было формой мятежа против системы», – вспоминала балерина.

В 1938 году на спектакле «Спящая красавица» Суламифи сообщили, что на театральном подъезде ее ждут дети – Алик и Майя. Суламифь сразу поняла, что случилось что-то страшное. Год назад был арестован муж сестры Рахили, а в этот вечер Рахиль хотела быть с детьми в театре. Она только-только родила третьего ребенка, мальчика Азарика, и должна была быть вместе со старшими детьми. Асаф только успел шепнуть Суламифи: «Иди на сцену, ничего не случилось». Но она понимала – это не так. После конца спектакля дети сказали, что «мама уехала к папе на Шпицберген». Муж Рахили служил консулом на Шпицбергене и был арестован в 1937 году. Суламифь поняла, что таким образом мать пыталась уберечь детей от страшной правды. Все, что случилось дальше, было чудом. Маленькая хрупкая балерина – начала биться за жизнь и свободу своей сестры. Суламифь надела костюмчик с прикрепленным на лацкане орденом и пошла на Петровку. Она – орденоносец, и своей балетной выворотной походкой стала ходить из кабинета в кабинет. А сестру Рахиль вместе с маленьким ребенком отправили по этапу в одном вагоне с женщинами-уголовницами. На одной из остановок ей удалось на клочке бумаги обгоревшей спичкой нацарапать: «Кажется, везут в Казахстан. Ребенок со мной». Она бросила эту записку в окно, и женщина – работница путей – подняв этот обрывок бумаги, кивнула. Была надежда, что письмо дойдет – и оно дошло. Было очень большим подспорьем – знать, где находится арестованная сестра. Суламифь не прекращала своего хождения по кабинетам и, наконец, получила заветное письмо, с которым смогла поехать в Акмолинск, в знаменитый лагерь «Алжир». И она добилась, чтобы сестре вместо восьми лет лагерей изменили приговор на восемь лет проживания в Чимкенте. Сестру Суламифь устроила на квартире. Все было похоже на детективный роман, как пробивала она двери своим упорством, своей смелостью, уверенностью и своим маленьким орденом в петлице. Потом она добьется, что и восемь лет вольного проживания будут заменены одним годом. Сестре дадут волю и прекратят дело.

Но до этого Суламифь удочерила свою племянницу – Майю Плисецкую и отвела ее туда же, на Пушечную улицу, на приемные экзамены в хореографическое училище. Суламифь опекала и пестовала Майю, в четырнадцать лет поставила ей номер «Умирающий лебедь». Сольный номер необходим для выступления в концертах. Этот номер стал визитной карточкой балерины и оставался в ее репертуаре многие десятилетия. Уже тогда Суламифь видела удивительную пластику рук племянницы, длинную шею, гордую постановку головы… Именно она придумала очень необычный выход в этом номере – спиной. До этого так никто не делал. Сохранилась фотография, где Суламифь репетирует номер «Умирающий лебедь» с юной Майей Плисецкой, правда, на Майе там – пачка Миты из «Дон Кихота».

Старые балетоманы помнили потрясающий спектакль «Дон Кихот» с Асафом и Суламифью в главных партиях и с юной, девятнадцатилетней Майей Плисецкой в роли повелительницы дриад. Необыкновенный случай связывал Суламифь с этим спектаклем. С начала войны Большой театр был эвакуирован в Куйбышев. Там была и Суламифь Мессерер, но одной из первых она вернулась в Москву, где готовился к постановке, к возобновлению, балет «Дон Кихот». Когда спектакль был готов и предстояла генеральная репетиция, к которой Суламифь была уже загримирована и одета в костюм, художественный руководитель балета Большого театра Михаил Габович вызвал ее в кабинет и сказал:

– Я знаю, что это несправедливо, но в Москву приехала Софья Головкина, и я получил приказ министра культуры, чтобы премьеру танцевала она. А тебя я снимаю.