Мой бедный Йорик

— Допустим, — Иероним кивнул головой. — Какая же у тебя версия?

— У меня не версия. Вилен Сергеевич говорил откровенно, — Аня увидела, как дрогнула рука мужа, и пепел от сигареты упал ему на джинсы. — Он открыл мне все карты.

— Забавно, — Иероним состроил кислую гримасу. — Что же тебе поведал любезнейший дядя Виляй?

Все-таки он был средненьким артистом. Аня заметила, что этот разговор сильно его интересует, особенно информированность жены об их общих делах с Пафнутьевым и мачехой Тамарой.

— Почему я должна все выбалтывать тебе, если ты ничего мне про ваши совместные делишки не рассказываешь?

Она употребила слово «делишки» просто так, для эмоциональной окраски, но, видимо, попала в точку. Иероним щелкнул зажигалкой, прикуривая уже прикуренную сигарету. Ему нужно было подумать, прикрывшись дымовой завесой.

— Стоп! — сказал он, хлопнув себя по коленке. — Ты совсем меня запутала. Не мог дядя Виляй тебе ничего сказать. Если он тебе сказал, то совсем не то, что есть на самом деле. Это в компьютерной программе может произойти сбой, у Пафнутьева такого не случается. В дяде Виляе можно быть уверенным. Разжевать и выплюнуть человека — это пожалуйста, а вот быть с кем-нибудь откровенным — такого за ним не водится. Давай сначала, — он вздохнул и расслабленно откинулся на спинку кресла, словно только что был на волосок от провала, а теперь счастливо его избежал. — Так ты говоришь, что он не приставал?

— Он меня вербовал в шпионы, — ответила Аня, в душе согласившись с Иеронимом, что касательно подлости Вилену Сергеевичу можно вполне доверять.

— За кем же шпионить?

— За тобой. Он спрашивал: согласна ли я информировать о собственном муже? Причем Пафнутьева интересовала любая информация о тебе. Разговоры, записи, работа, любые мелочи… Вот! Надо будет ему обязательно настучать, что ты пепел стряхиваешь на ковер. Интересно, сколько он за это заплатит? Ты не знаешь его расценки?

— Всего-то! — Иероним разочарованно присвистнул. — Он просто тебя вербовал! Выходит, я зря искупал дядю Виляя и закидал его гнилыми яблоками.

— Конечно! Можно сказать, смешал с грязью такого человека, даже матерого человечищу! Вилена Сергеевича интересовало исполнение тобою супружеских обязанностей, твое пищеварение, моешь ли ты руки перед едой, ковыряешься ли в зубах… Ты не вел в детстве «Дневник наблюдений природы»? Очень жаль. А я аккуратно вела, заносила в графы облачность и направление ветра. Верила, дура, что помогаю этим науке, и мой «Дневник» потом отправят метеорологам. Так что у меня есть определенный опыт. Теперь заведу «Дневник наблюдений мужа». Температура, давление, скандальность, сексуальная озабоченность… Все по графам, по дням, по науке. Ты не против, если уровень твоей сексуальности я буду обозначать стрелочкой?…

— Прекрати паясничать! — не выдержал Иероним.

— Разве это я паясничаю? — удивилась Аня. — Паясничаешь ты! Версия с приставанием тебя устраивала, но и от вербовки меня в стукачки ты тоже не отказался. Нормально, приемлемо… Можно жить дальше. Ведь Вилен Сергеевич уже законченный негодяй, его не исправишь. А совместные дела… делишки у вас очень выгодные. Поэтому ты хоть и ведешь себя экспрессивно, размахиваешь руками, кричишь, обвиняешь, а на самом деле со всем этим смирился, согласился.

— Видишь, как ты все хорошо понимаешь. Прямо, как в фильме с Гибсоном, где он научился читать женские мысли. Ты читаешь мужские. Поздравляю!

— Если бы так! Представляю, какая пытка услышать вдруг все твои сокровенные мысли.

— Неправда! — Иероним вдруг вскочил, и Аня испугалась, что сейчас он выкинет очередной трюк, чтобы избежать откровенного разговора. — Мысли любого человека — это его ад. Но среди всего этого хаоса, путаницы мысли о тебе всегда были святыми для меня! Никогда я не допускал даже оттенка, тени дурного в отношении тебя. Да я на Бога позволяю себе роптать, но только не на тебя…

— Так почему же, Иероним, ты все делаешь для того, чтобы мы расстались?

Иероним заходил по комнате, подбирая какие-то мелкие вещи, зажигалку, сигареты, мобильный телефон. Аня понимала, что от такого разговора он уже не сможет отгородиться своей работой. Ему надо уйти в этот вечер из дома, чтобы отмолчаться, не сказать лишнего, а точнее, главного.

Уже в дверях он остановился и сказал, глядя в сторону, будто говорил не Ане, а кому-то стоявшему в противоположном углу.

— Ты пропадешь со мной, — он замотал головой, как бы отгоняя какие-то мысли. — Но я не могу… Не могу сам… Я слишком слаб для этого…

Глава 14

…Я слыхал,Петух, трубач зари, своею глоткойПронзительною будит ото снаДневного бога. При его сигнале,Где б не блуждал скиталец-дух: в огне,На воздухе, на суше или в море,Он вмиг спешит домой…