Мой большой греческий ремонт

А еще заказанная дверь отличалась от всех остальных в каталоге совершенно необычным цветом и фактурой. Стекло было не просто непрозрачным, а художественно непрозрачным. Благодаря невероятно реалистичной патине и искусной сети трещинок, оно, казалось, было позаимствовано из какого-то столетнего буфета.

В общем, самое что ни на есть натуральное bello – ну вы понимаете, о чем я. Есть вещи, которые умеют делать одни только итальянцы. По этому поводу дверь стоила кучу денег, но, известное дело, за bello всегда приходится переплачивать. Короче говоря, мы с Кузей спали и видели, как будем омывать наши обнаженные телеса, по очереди подглядывая друг за другом сквозь романтичные разводы патины и благородные кракелюры.

Неприятности с дверью начались еще в магазине. Грек-киприот по имени Панделис, тот самый, что поставил нам всю остальную сантехнику, со скорбным видом сообщил, что произошло небольшое недоразумение. При ближайшем рассмотрении недоразумение оказалось не таким уж и маленьким: итальянцы здорово ошиблись, но слава богу, не размером, а цветом. После трехмесячного ожидания груза мы увидели, что присланная дверь была отделана самым обычным стеклом, прозрачным и до безобразия незатейливым.

Конечно, теоретически мы могли отправить дверь обратно на фабрику и, судя по темпам предыдущей посылки, примерно через полгода получить другую. Но будет ли и она соответствовать спецификации? Такой уверенности у нас уже не было. Ведь я лично дважды звонил на фабрику и просил итальянцев подтвердить детали заказа, но даже эта предосторожность не помогла. Возникали и другие сомнения. Смогу ли я вырваться в Эпидавр в обозримом будущем? Удастся ли найти к тому времени помощников для установки?

Погоревав и взвесив шансы, мы решили оставить все, как есть, и вызвали Фани сотоварищи. Лазарь с подручными дружно приступили к установке и довольно быстро справились с задачей.

– Вот полюбуйтесь! – показывая на дверь, сказал Лазарь, с тем чтобы мы оценили результаты его труда. А полюбоваться было на что. За исключением собственно стекла, вся алюминиевая рама, в которую была вставлена злосчастная дверь, оказалась покрыта свежими царапинами.

– Что это? – спросил я упавшим голосом.

– Так и было, – не моргнув глазом ответил Лазарь.

– Но я же лично осматривал дверь сегодня утром. Она была девственно-новой. Что происходит? – подняв голос, спросил я.

– Мы тут ни при чем, – настаивал Лазарь.

– Но никаких царапин не было, значит, это сделали вы.

– И чем же это? – с вызовом спросил Лазарь.

– Скорей всего вот этим, – еще больше распаляясь, указал я на наручные часы нашего сантехника, размером с хороший будильник, на массивном стальном браслете. – Вы, часом, не забыли снять их на время установки? Алюминий ведь чрезвычайно мягкий металл, или вы этого не знаете?

Любопытная штука, греки промеж собой совершенно привычны к спорам на повышенных тонах, но абсолютно не переносят, когда голос поднимает чужак вроде меня. В то время я уже знал об этой местной особенности, но поделать с собой ничего не смог. А тут еще на шум прибежала Кузя и тоже заверещала от гнева и обиды.

– А что вы хотите? – взорвалась в ответ Фани. – Когда делают ремонт, всегда наносят урон дому. Всегда! Это обычное дело. Или хотите сказать, что у вас на родине по-другому?

Я задумался, прежде чем ответить, но как ни напрягал память, так и не смог припомнить случая, чтобы кто-то из рабочих причинил ущерб моему жилищу.

– Представьте, по-другому.

– Как это? У вас там никто не ошибается? А может, у вас дома за ошибки отправляют в ГУЛАГ? – самым язвительным тоном спросил Лазарь.

Затрагивая тему ошибок, я снова должен сделать отступление. Представьте, когда в греческой школе вызванный к доске ученик делает ошибки в правописании, учитель никогда их не исправляет, дабы не унизить хрупкую юную душу. Все исправления делаются приватно, в отсутствие других учеников. В результате школьник вырастает совершенно безграмотным, но зато сохраняет достоинство и самоуважение. Даже и не знаю, что лучше.